18+
28 Марта 13:59
Вести.UZ | Новости Узбекистан, Россия, Казахстан, Украина, Беларусь

«Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом»

В июне 2016-го исполнилось 55 лет со дня смерти святителя Луки Крымского, в миру – Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Именно в Таштюрьме он начал писать свои знаменитые «Очерки гнойной хирургии». df. awptОн также автор удивительной книги «Дух, душа и тело» – богословской, но понятной любому. В 2000 году архиепископ Лука был канонизирован, причислен к лику святых в сонме новомучеников и исповедников российских.

А «открыли» его для нас, судя по всему, врачи, для которых его «Очерки гнойной хирургии» – настольная книга. И еще задолго до его канонизации некоторые хирурги перед трудной операцией просили о помощи Луку, ещё не святителя – коллегу. Тогда в их кабинетах висели его фотографии, теперь – его иконы.

Чудо с пальцами

На греческих (да и некоторых наших) образах он легко узнаваем: если на иконе рядом со святым аккуратно разложены скальпели, зажимы, ножницы – значит, это он, архиепископ Лука Крымский. Греки особенно полюбили святителя после того, как узнали историю Назара Стадниченко, юного пианиста,– он собирался поступать в консерваторию, но однажды, будучи в Евпатории, в результате несчастного случая потерял две фаланги пальцев. То есть жить можно, но о карьере пианиста надо забыть, так врачи и сказали его маме, которой оставалось только молиться. Вот она и молилась – ездила к географически самому ближайшему к Евпатории святителю-врачу, похороненному в Симферополе святителю Луке Крымскому…

Хотите верьте, хотите – нет, а пальцы у мальчика выросли. Сначала начали расти кости, потом появились ногти, и лечащий врач не мог поверить своим глазам, всё пытался найти научное объяснение… Конечно, поверить в такое трудно, даже тому, кто видел – а я видела! – этого самого мальчика с абсолютно нормальными руками.

Впрочем, те, кого лечил святитель Лука, в это, наверное, поверят. А их, бывших его пациентов, и сейчас можно найти – наверняка, жив кто-то из тысяч лечившихся у него раненых и больных. Которых он запрещал другим врачам называть «случаями» (какой интересный случай!): это не случай, это страдающий человек!

О личном

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился 9 мая 1877 года в Керчи в русско-белорусско-польской семье, соединившей не только разные национальности, но и разные религии: отец, провизор Феликс Станиславович, был католиком, а мать, Мария Дмитриевна Кудрина, вместе с детьми – православной.

О священнической и тем более монашеской стезе юный Валентин Феликсович и не помышлял, он мечтал стать художником. Он и учился на художника – соответствующую школу в Киеве закончил и документы в Академию художеств подал… Но передумал – решил, что надо становиться врачом, потому что эта профессия людям нужнее. Впрочем, он успел немного поучиться на юриста, побыл даже толстовцем, в каковом качестве спал на полу и специально ездил в деревню, чтобы что-нибудь покосить. Впрочем, после того как ему попалась книга «В чём моя вера», Войно-Ясенецкий в толстовстве разочаровался.

Наконец, к 1898 году его юношеские метания закончились: он стал студентом медицинского факультета Киевского университета, а по окончании начал работать в госпитале Красного Креста и в 1904 году отправился в Читу: началась Русско-Японская война, надо было лечить раненых.

В читинском госпитале будущий архиепископ обрёл не только огромную медицинскую практику – первое знакомство с проблемами гнойной хирургии и отсутствия нормальной анестезии, но и жену – сестру милосердия Анну Васильевну Ланскую. К ней сватались многие, но она дала обет безбрачия. «Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет, – писал позже архиепископ Лука. – И за нарушение его Господь тяжело наказал её невыносимой, патологической ревностью».

Путешественник поневоле

После войны Валентин Феликсович стал земским врачом. Начинал он в крошечной больнице в Симбирской губернии, затем перебрался в губернию Курскую… «Вспоминаю курьёзный случай, когда молодой нищий, слепой с раннего детства, прозрел после операции, – писал он про это время в своей автобиографии. – Месяца через два он собрал множество слепых со всей округи, и все они длинной вереницей пришли ко мне, ведя друг друга за палки и чая исцеления». Катаракты, бельма, различные офтальмологические заболевания напрямую были связаны с жуткой антисанитарией, отсутствием медицинской помощи, условиями жизни и ужасающим невежеством как крестьян, так и многих из тех, кто их лечил. Чудом было не то, что слепой прозрел, а то, что в его жизни встретился Войно-Ясенецкий. Но слава о чудесном докторе распространялась мгновенно: крестьяне, некоторые с огромными опухолями, приходили к нему за много верст в надежде исцелиться.

Впрочем, с земством пришлось расстаться – молодой врач не поладил с начальством… «В базарный день один из вылеченных мной слепых влез на бочку, произнёс зажигательную речь по поводу моего увольнения, и под его предводительством толпа народа пошла громить земскую управу… Там был только один член управы, от страха залезший под стол. Мне, конечно, пришлось поскорее уехать. Это было в 1909 году», – писал он в автобиографии.

В это же время у него появилась идея его знаменитой книги – «Очерков гнойной хирургии». И, как сам он признавался позднее, «тогда, к моему удивлению, у меня появилась крайне странная неотвязная мысль: “Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа”».

Он уехал в Москву, написал диссертацию, изучал регионарную анестезию, выступал с докладами… И мечтал вернуться к практике, что и сделал, став главным врачом сельской больницы в Саратовской губернии. Годом позже перевёлся в Переяславль-Залесский… Ему была суждена постоянная и не всегда добровольная перемена мест, в его биографии – полстраны, а в конце жизни – снова родной Крым.

Вдовец

Земский врач привыкал к огромным расстояниям, к невероятному количеству пациентов. Лечил, занимался наукой, писал – в 1915 году издал книгу «Регионарная анестезия», которую сам же и проиллюстрировал, вот талант художника и пригодился. В семье появились дети…

И тут наступил 1917 год. Из автобиографии: «В начале 1917 года к нам приехала старшая сестра моей жены, только что похоронившая в Крыму свою молоденькую дочь, умершую от скоротечной чахотки. На великую беду, она привезла с собой ватное одеяло, под которым лежала её больная дочь. Я говорил своей жене Ане, что в одеяле привезена к нам смерть. Так и случилось: сестра Ани прожила у нас всего недели две, и вскоре после её отъезда я обнаружил у Ани явные признаки туберкулеза легких».

Семья перебралась в Ташкент – все надеялись, что Анну Васильевну спасёт местный климат. Может, и спас бы – но куда ему против революции! Больную добили события 1919 года – антибольшевистское восстание Туркменского полка, расправа с его участниками, к которым был причислен и доктор Войно-Ясенецкий. Его арестовали; Анна Васильевна была уверена, что мужа расстреляют. Это душевное потрясение отразилось на её здоровье, болезнь стала прогрессировать…

Вдовец, оставшийся один с четырьмя детьми, две ночи читал над гробом Псалтирь. Дойдя до слов «Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях [Пс. 112; 9]», понял их как указание свыше и попросил овдовевшую, бездетную операционную сестру Софию Сергеевну Белецкую переселиться к нему и позаботиться о детях. Это чуть не стало препятствием на пути к сану: священник не может жить в одном доме с посторонней женщиной. Но рукополагавший Войно-Ясенецкого епископ сказал, что не сомневается в его верности седьмой заповеди.

«Поп и профессор»

Священником он стал неожиданно. Был активным прихожанином, не ленился посещать церковные собрания, иногда выступал, толковал Священное Писание – и вот однажды епископ Туркестанский Иннокентий (Пустынский) вдруг сказал: «Доктор, вам надо быть священником!»

Буквально через несколько дней профессор был посвящён в чтеца и сразу же после этого – в дьякона, а через неделю, 15 февраля 1921 года, профессор Войно-Ясенецкий стал священником (что страшно возмутило его студентов). При этом он оставался главврачом больницы и читал лекции на медицинском факультете, только делал он это уже в рясе и с крестом. А ведь все благоразумные люди уже смекнули, что от церкви надо держаться подальше!

Вскоре после этого произошел его знаменитый диалог с Яковом Петерсом, главой Ташкентского ЧК, – этот разговор приводят все биографы святителя. В городе судили врачей, обвиненных во вредительстве: они не убрали личинок мух из ран красноармейцев. О том, что этот способ лечения практиковался с Первой мировой войны, потому что опарыши выедали в ранах некротизированные ткани, чекисты, разумеется, не знали и потребовали расстрела врачей. Святитель пришёл в суд защищать обвиняемых, и тут Петерс спросил:

– Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днём людей режете?

– Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?

– Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве Вы его видели, своего Бога?

– Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.

А заодно «поп и профессор» публично объяснил основы «личинкотерапии»: врачи оставляли в ранах опарышей, потому что иного способа очистить раны и не допустить некротизации и воспаления практически не было. Врачи были осуждены, но от расстрела их всё-таки спасли.

Епископ и арестант

Весной 1923 года съезд духовенства Ташкентской и Туркестанской епархии должен был избрать двух кандидатов на архиерейский сан. Одним из избранников стал Войно-Ясенецкий… Он был пострижен в монахи, получил имя в честь апостола Луки, евангелиста, врача и художника, и стал епископом Барнаульским. И едва он отслужил свою первую литургию, как его арестовали…

Потом его арестовывали ещё и ещё, он сидел в тюрьмах, отбывал ссылки. За что? Ну хотя бы за то, что призывал паству не ходить к обновленцам. А однажды его обвинили даже в пособничестве убийству – на него «вешали» смерть сошедшего с ума самоубийцы … Ему неделями не давали спать, устраивая конвейерные допросы, требовали отречься от сана – он объявлял многодневные голодовки, но не сломался, не отступился от своих убеждений, никого не предал, не оклеветал… И работал, невзирая на обстоятельства: он умудрялся лечить больных, даже когда его везли по этапу. И именно в Ташкентской тюрьме он начал работу над «Очерками гнойной хирургии». Он и заканчивал эту книгу тоже в тюрьме, правда, то была уже другая отсидка.

Ссыльный

Был ли он противником власти? На одном из допросов, когда его спросили – «Вы нам друг или враг?», – он ответил: «И друг, и враг. Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но вы возглавили гонение на христианство. И поэтому, конечно, я не друг вам»…

Пережить ссылки ему помог тот факт, что часто он был единственным врачом на многие сотни километров. Время от времени его пытались уволить из очередной больницы – ему запрещали благословлять больных, а он благословлял, рисовал йодом крестики, ему запрещали служить в храмах, а он служил при первой же возможности, ему запрещали говорить, а его проповеди возвращали в лоно церкви даже обновленческих священников… Но стоило только намекнуть на возможность его увольнения, как поднимался крик – а кто лечить-то нас будет? К тому же росла его международная известность – его статьи публиковались и за границей, он стал учёным с мировым именем.

В 1934 году вышли в свет «Очерки гнойной хирургии». А через три года его опять арестовали – за создание контрреволюционной монашеской организации, клевету на советскую власть, шпионаж и убийства пациентов. Ну и ещё за всякое, по мелочи… Войну он встретил в ссылке, в Красноярском крае. И тут же послал телеграмму Калинину:

«Я, епископ Лука… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам… Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку».

Военный врач

Осенью 1941 года профессор Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя, одновременно управляя епархией как архиепископ Красноярский. Правда, церквей в Красноярске к этому времени уже не осталось.

В 1943 году св. Луке была разрешена поездка в Москву для участия в Поместном Соборе, избравшем патриархом Сергия (Страгородского). Здесь же архиепископа Луку выбрали было в Священный Синод, однако он отказался – не мог совмещать ежемесячные заседания с медициной.

В 1944 году св. Лука вместе с госпиталем перебрался в Тамбов, где возглавил Тамбовскую кафедру. Его стараниями было открыто два десятка храмов и собрано около миллиона рублей для армии. На эти пожертвования, в частности, была построена танковая колонна Дмитрия Донского и эскадрилья Александра Невского.

Сразу после войны архиепископ Лука был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Годом позже вечно ссыльный священнослужитель получил Сталинскую премию первой степени (за «Очерки…») – большую часть сопровождавшего премию денежного вознаграждения св. Лука отдал детским домам.

В 1946 году часто болевший архиепископ Лука был переведён в Симферополь. Был консультантом госпиталя, читал лекции врачам, работал над новыми изданиями «Очерков» и «Регионарной анестезии»… В 1955 году он полностью ослеп и ему пришлось расстаться с любимой хирургией. В последние годы жизни он диктовал мемуары. Книга его воспоминаний «Я полюбил страдание…» была напечатана только после перестройки.

Ольга Волкова

Telegram Вести.UZ Подписывайтесь на канал Вести.UZ в Telegram

Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая использовать этот сайт, вы соглашаетесь с использованием cookie-файлов.
Принять
Политика конфиденциальности