Бросая ретроспективный взгляд на российскую историю последних трех веков, нельзя не отметить весьма значительную роль в ней этнических немцев. Они достойно проявили себя в экономике и культуре, в развитии научных знаний, в медицине и военном деле.
Бросая ретроспективный взгляд на российскую историю последних трех веков, нельзя не отметить весьма значительную роль в ней этнических немцев. Они достойно проявили себя в экономике и культуре, в развитии научных знаний, в медицине и военном деле, во многих других отраслях человеческой деятельности.
И где бы не находились эти люди – в городах и селениях Европейской России или на далеких окраинах громадной империи, чем бы не занимались, они всегда ощущали себя гражданами своей новой родины, верно служа ей и проявляя при этом завидную гражданскую идентичность и лояльность.
Само появления лиц немецкого происхождения в Средней Азии объясняется их гражданской принадлежностью к Российской империи.Первоначально подавляющая часть их побывала на этих восточных землях либо в посольских, либо в научных экспедициях, либо в составе российских воинских частей.
Первым же вообще официальным представителем империи, побывавшим в Туркестане (Ташкенте) в 1739-1940 годах был поручик Миллер, начальник охраны оренбургского купеческого каравана. Несколько десятилетий спустя, в 1820 году, российское правительство по согласованию с властями эмирата направило в Бухару для заключения торгового соглашения специальное посольство во главе с А.Ф.Негри.
Вполне естественно, что названному посольству было поручено попутно собирать сведения о военном, политическом и экономическом состоянии среднеазиатского ханства, его природных ресурсах, географии, истории и религии. Именно с этой целью в состав экспедиции были включены не только высокообразованные офицеры, но и ученые различного профиля. Были среди них и немцы – Э.А.Эверсман и Е.К.Мейендорф.
Первый из них, родившись в 1794 году и пройдя обучение в престижных университетах Германии, в 1816 году перебрался в Россию, где стал преподавателем Казанского университета.
Спустя несколько лет Эдуард Александрович, получив в Дерптском университете степень доктора медицины, очутился на восточной окраине империи — Оренбурге, всецело посвятив себя медицинской практике. В 1820 году опытного натуралиста (помимо медицины, Эверсман обладал обширными познаниями в области зоологии и ботаники) пригласили войти в состав миссии, направлявшейся в Бухару.
И уже довольно скоро — после возвращения этого посольства — в российском журнале «Северный архив» (1822, с.512-517) появилось «Письмо доктора Эверсмана, находившегося при Российской миссии в Бухарию, полученное 1 марта 1821 года в Санкт-Петербурге», повествующее о традиционной медицине восточного ханства.
А уже в 1823 году в Берлине на немецком языке была издана объемистая книга Эдуарда Александровича под названием «Путешествие из Оренбурга в Бухару». Эта монография сразу же приобрела известность в Европе, ибо явилась первым обстоятельным трудом о Бухарском эмирате.
И хотя книга Эверсмана была, по существу, лишь путевым дневником, ей все же нельзя отказать и в научной значимости. Автор собрал в ней массу весьма ценных наблюдений о городе, о доходах богоугодных заведений и духовенства, он великолепно описал бухарские базары и нравы торговцев.
Особо следует упомянуть о том, что Эдуард Александрович очень подробно, со знанием дела рассказал в своей книге о бухарском рынке драгоценных камней. Можно констатировать, что наиболее ценной частью этого труда являются именно сведения о торговле.
В России отрывки из этого труда в переводе на русский язык публиковались в различных журналах в 1823-1824 годах. Э.А.Эверсман прожил в Оренбурге целых семь лет, после чего вернулся в Европейскую Россию. Опубликовав значительное количество работ по зоогеографии и фауне Урала, Кавказа, Прикаспия и Туркестана, он в 1842 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Скончался Эдуард Александрович в 1860 году.
Другим деятельным участником названной экспедиции был Егор Казимирович Мейендорф (1794-1863), блестящий офицер гвардейского Генерального штаба. Капитан Мейендорф, обладая обширными познаниями в математике, топографии и астрономии, имел явную склонность к науке.
Именно ему петербургские власти поручили тщательнейшим образом описать не только путь посольства от Оренбурга до Бухары, но и все пройденные экспедицией маршруты.
Кроме того, офицеру, назначенному «начальником ученых работ» экспедиции, вменили в обязанность вести подробный журнал всего путешествия в Азию и обратно, а также осуществлять всяческие астрономические наблюдения. Помимо всего прочего, Мейендорф должен был составить «общую генеральную карту» казахских степей и Бухарии.
Все поручения были им выполнены весьма добросовестно, с истинно немецкой педантичностью. После возвращения в Петербург капитан Мейендорф, переполненный впечатлениями от поездки, изложил все виденное на бумаге. А несколько лет спустя – в 1826 году — его труд «Путешествие из Оренбурга в Бухару» был издан на французском языке в Париже и по существу впервые предоставил европейскому читателю столь подробные сведения о восточных владениях России.
Интерес к этой монографии был столь велик, что уже в том же году она была издана в Йене (Германия) на немецком языке.
Книга эта содержала весьма подробные и чрезвычайно ценные сведения. Она поразительно точно для своего времени описывала не только сам столичный город Бухарии, но и характеристику его населения, торговли и промышленности, чиновничества и купечества, административного деления и организации войска.
К книге нашлось место и для описания городского быта, нравов и обычаев, народных костюмов, будней и праздников бухарцев. Особое внимание барон Мейендорф уделил религиозным представлениям жителей Бухары, роли ислама в жизни города и страны в целом. Впоследствии барон Мейендорф продолжил научные исследования и стал активным и деятельным членом Русского географического общества.
На русском же языке в XIX столетии публиковались лишь отрывки из книги Мейендорфа. Однако отечественное востоковедение ощутимо нуждалось в столь ценных сведениях очевидца.
И потому в начале минувшего века известный ташкентский библиограф-краевед Е.К.Бетгер (тоже этнический немец), восполнив этот пробел, перевел полный текст монографии. Но еще несколько последующих десятилетий рукопись его оставалась невостребованной. И лишь в 1975 году книга эта, хорошо известная в Европе, была издана в Москве и стала доступной отечественному читателю.
Наблюдения Эверсмана и Мейендорфа стали ценным вкладом в европейскую и российскую ориенталистику. И если первый из них, вкратце описав столицу восточного ханства, сосредоточил свое внимание на описании медицинского дела в означенном регионе, то разносторонне образованный офицер подробнейшим образом познакомил читателей с географическим положением трех среднеазиатских ханств, с их городами и селеньями, сельским хозяйством и промышленностью, полезными ископаемыми и ремеслами. Мейендорф дал и весьма точные этнографические сведения о населении этих мест, об архитектурных памятниках Самарканда и Бухары, о базарах и караван-сараях, торговле и внешних сношениях азиатских государств.
В отличие от своих предшественников, капитан сумел объективно оценить и описать Бухару – столицу крупнейшего ханства Средней Азии, с которым Россия предполагала начать регулярные торговые отношения. Так, например, сообщая в своей книге сведения о прошлом этого города, Мейендорф свидетельствует, что в средние века Бухара была весьма процветающим центром империи Саманидов.
Демонстрируя свою осведомленность в истории и наблюдательность, он пишет: «Расположенная в очень удачном для торговли месте, она быстро разбогатела, возбудила алчность варваров, была ограблена, затем сожжена ордами Чингиз-хана, не разрешавшего восстанавливать ее до конца своей жизни.
При Тимуре она расцвела снова, несмотря на то, что этот завоеватель оказал предпочтение Самарканду, где обыкновенно пребывал. Со времени окончания господства Тимуридов в Самарканде узбекские ханы обосновались в Бухаре, и некоторые из них велели построить там мечети и медресе…
Вследствие того, что оазисы Бухары покрыты аллеями деревьев и многочисленными садами, взор не в состоянии проникнуть далеко. Однако вид столицы поражает европейца.
Купола, мечети, высокие фасады, медресе, минареты, дворцы, возвышающиеся среди города, зубчатая стена вокруг них, пруд, расположенный возле стен и окруженный домами с плоскими кровлями или красивыми дачками, опоясанными зубчатыми стенами, наконец, поля, сады, деревья и движение, господствующее всюду в окрестностях столицы, — все способствует весьма приятному впечатлению.
Но эта иллюзия исчезает тотчас же, как вступаешь в город, так как, за исключением бань, мечетей и медресе, видны только глинобитные строения сероватого цвета, нагроможденные без всякого порядка друг подле друга и образующие узкие, извилистые, грязные и проведенные кое-как улицы. Дома, обращенные фасадами во двор, представляют со стороны улицы сплошь однообразные стены, без окон, без чего-либо, что могло бы привлечь внимание и порадовать прохожих…»[1]
Вполне естественно, что труд Е.Мейендорфа не был свободен от недостатков, ибо офицер воспринимал все «виденное сквозь призму взглядов и суждений окружавшей его общественной среды» (Б.В.Лунин), однако же, несмотря на это, можно констатировать, что в целом детище гвардейского офицера до сих пор сохраняет свое научно-познавательное значение.
Нашему современнику довольно трудно представить себе, что должен был чувствовать человек первой трети девятнадцатого столетия, отправляющийся из России в Бухарский эмират.
Далекая азиатская страна, практически неизвестная и потому малопонятная. Побывавшим там людям из Европы казалось, что само время здесь как бы навсегда остановилось тысячу лет тому назад. И за прошедшие столетия тут вроде ничего не изменилось, ибо жизнь подчинялась все тем же древним законам и обычаям.
Свидетельство тому можно обнаружить и в упомянутой книге самого барона Мейендорфа, писавшего: «Мне показалось, что я перенесен в другой мир». [2]
В самом начале 1840-х годов эмир Бухары обратился к российскому императору с просьбой оказать помощь «в исследовании руд, отыскании металлов и дорогих камней» в этом среднеазиатском государстве. Согласие было получено, и уже весной 1841 года в Бухарский эмират была отправлена специальная миссия горных чиновников.
В ее составе находился еще один российский исследователь немецкого происхождения – натуралист и естествоиспытатель, кандидат философии Александр Леман (1814-1842). Несколько раньше он, в качестве исследователя, успел уже побывать на восточных окраинах Российской империи — в прикаспийских степях и Хорезме.
Леман тоже, подобно своим предшественникам, собрал здесь довольно богатый материал, воплотившийся затем в книгу под названием «Путешествие в Бухару и Самарканд» (“Reise nach Buchara und Samarkand”). Труд этот был издан в Петербурге на немецком языке в 1842 году – сразу же после смерти автора.
Ученый осветил в своей книге различные стороны городского быта: он описал бухарские медресе и существовавшую в эмирате систему мусульманского образования, свадебные и похоронные обряды местного населения, знахарство и искусство врачевания. Стоит отметить и то важное обстоятельство, что сопровождавший миссию Лемана топограф Яковлев снял первый подробный план Самарканда, который был опубликован уже в 1843 году Н.Ханыковым.
Побывавший тогда же в Средней Азии вышеупомянутый российский ориенталист Н.Ханыков рассказал позднее в своей книге о встрече с А.Леманом в Самарканде. Пребывая в этом городе, Ханыков с гордостью отмечал, что он является вторым, после посланца испанского короля Рюи Гонзалеса де Клавихо, посетившим в 1404 году Самарканд, европейцем, «посетившим эту знаменитую местность». Однако уже через несколько дней он свел знакомство с Александром Леманом и сделал приписку в своей рукописи:
«Думая это, я не знал, что уже 1-го сентября гг. Леман и Богословский были в Самарканде. Леман, приехавший ко мне 3-го (сентября. – Р.Н.) в цитадель (Самарканда. – Р.Н.), предлагал мне, шутя, купить у него право первенства посещения города, и, конечно, я не думал тогда, что скорая смерть этого замечательного талантливого молодого ученого и его спутника доставит мне, без покупки, печальное преимущество быть первым, еще живым после Клавихо, свидетелем отживания Самарканда»…[3]
Блестяще выполнив свою задачу в Бухаре, Александр Адольфович, отдохнув некоторое время в Оренбурге, выехал в свой родной Дерпт. Однако многочисленные и весьма непростые экспедиции, в которых принимал самое активное участие Леман, сказались на его здоровье: так и не добравшись до дома, Александр в возрасте 28 лет внезапно скончался в Симбирске.
О жизни и деятельности безвременно умершего исследователя в журнале «Географические известия» (СПб., 1850) была опубликована пространная заметка под заглавием «О трудах Лемана в связи с работами других исследователей Оренбургского края и соседних с ним стран Азии». А уже в советское время историк М.Соловьев издал монографию «Экспедиция в Бухару в 1841-1842 годах при участии натуралиста А.Лемана» (М.,-Л., 1936).
Названные выше ученые — этнические немцы — стояли у самых истоков продвижения России в Азию, способствуя тем самым в целом приобщению Европы к тайнам и загадкам Востока…
[1] Цитируется из книги «История Узбекистана в источниках», Ташкент, «Фан», 1988, с.195.
[2] Мейендорф Е.К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. М.,1975, с.154.
[3] Ханыков Н.В. Самарканд (Рассказ очевидца) // Русский инвалид, СПб.,1868, №161.
