Почему криминальный вклад мигрантов в насильственные преступления столь высок?
Давайте обратимся к книге выдающегося американского антрополога Ричарда Рэнгема «Парадокс добродетели», ставшей одной из главных научных сенсаций последних лет. Рэнгем утверждает, что человек — это своего рода домашнее животное, одомашнившее само себя.
При всём материализме этого подхода на уровне биологии он верен — и в теле, и в поведении человека есть масса черт, которые характерны именно для домашних животных. Но главная из них — крайне низкий уровень агрессии.
Может показаться странным утверждение, что люди, устроившие массу войн, в которых погибли миллионы, создавшие оружие, способное уничтожить всю планету, могут считаться низко агрессивными. Однако Рэнгем, как и ученые-биологи, различает два типа агрессии — агрессия реактивная, стремление вступить в конфликт в ответ на сиюминутный раздражитель, и агрессия проактивная, целенаправленная, продуманная. Агрессия хулигана и агрессия охотника.
Реактивная агрессия у человека по сравнению с дикими животными невероятно низкая. Причём это относится не только к «цивилизованным» людям, но и к тем, кто в просторечии считается «дикарями». В любой деревне внутри африканских джунглей вы встретите не больше, а чаще всего и гораздо меньше уличных и домашних конфликтов, чем в современном мегаполисе. Иными словами, человек — ласковый и домашний вид по отношению к своим.
Эти ласковость и домашность, по мнению Рэнгема, воспитывались чрезвычайно суровыми мерами, в частности смертной казнью, которая стала эффективной гарантией добродетели и социальной кооперации. Тех, кто был агрессивен, опасен в отношении соплеменников, не готов к взаимодействию, попросту убивали (и они не оставляли потомства, так что социальный отбор сказывался на следующих поколениях).
А вот проактивная агрессия у людей невероятно высока. На территории врага, на «территории войны», по отношению к чужакам человек зачастую не знает вообще никаких этических ограничений, никакой жалости. И здесь тоже нет принципиальной разницы между дикарями и сверхцивилизованными людьми. И те, и другие полагают, что во взаимодействии с чужаком можно всё или почти всё.
Какое всё это имеет отношение к миграции? Самое прямое. Мигрант может быть десять тысяч раз замечательным, спокойным, неконфликтным человеком в своей деревне или кишлаке, в обществе, где отработаны усваиваемые с младенчества механизмы подавления реактивной агрессии по отношению к своим. Но в чужой стране, чужом городе, среди людей другого языка он оказывается на «территории войны», где включаются механизмы проактивной агрессии.
Он здесь не мирный односельчанин, а охотник, хищник, завоеватель. Растормаживаются и механизмы реактивной агрессии, когда набрасываются на первого встречного по незначительному поводу, так как он — чужак, а земля под ногами — не своя.
Иными словами, если применять категории теории Рэнгема, мигрант, оказавшись в чужой среде, каковым для него является российское общество, значительно «дичает» не только по сравнению с правилами нашего социума, но и по сравнению с правилами своего собственного.
Егор ХОЛМОГОРОВ
