Анна Андреевна высоко ценила юмор, сама любила пошутить.
Как писал Корней Чуковский, склонна была «к едкой ироничной шутке, к острому слову». Хотя грусть была наиболее характерным выражением лица Ахматовой, даже когда она улыбалась — как на этом снимке.
Poetess Anna Akhmatova (1889-1966). (Photo by Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images)
Бывало, она говаривала своим ученикам в литературном кружке (по воспоминаниям писателя Валентина Берестова): «Не смейтесь, я Ахматова, а не Чаплин! Не смейтесь. Посмотрите в литературную энциклопедию, я трагический поэт. Мне свойственен пессимизм и упадничество».
***
Как-то Ахматова сокрушалась по поводу ударения в слове – «произнесенный» или «произнесённый»:
– В моей жизни всего было по два: две войны, две разрухи, два голода, два постановления – но двойного ударения я не переживу!
***
Лидия Гинзбург вспоминала: «Анна Андреевна массами получала письма от незнакомых людей. Как-то получила письмо, в котором человек выражал настоятельное желание с ней встретиться. Письмо заканчивалось: «Если неудобно дома – выйдите на Троицкий мост».
– Очевидно, он думает, что на мосту это удобно, – спокойно отреагировала Ахматова.
***
Любовное свидание с Ахматовой
Всегда кончается тоской:
Как эту даму ни обхватывай,
Доска останется доской. —
— А что? По-моему, удачно, — шутила Анна Андреевна по поводу этой эпиграммы Ивана Бунина.
***
В начале шестидесятых годов многие молодые московские поэты старались попасть под удар критических статей и даже интриговали для достижения своих целей. Для жизни эти статьи были уже не опасны, но приносили героям большую популярность в народе.
– Боже мой, очередь на Голгофу, — припечатала молодую поросль Ахматова.
***
Как-то Виктор Ардов, в московской квартире которого подолгу гостила Ахматова, вошел в комнату и, рассерженный чем-то, не обратив внимания, есть ли в комнате кто-либо, кроме него, выругался «четырехэтажным матом», потом спохватился, оглянулся, увидел Анну Андреевну, смутился, стал просить прощения. Та успокаивала его: «Виктор, мы же с вами лингвисты».
***
Однажды Раневская позвонила Ахматовой:
— Аннушка, я сегодня видела во сне Пушкина.
— Ты не имела права! – гневно ответила Ахматова и повесила трубку.
***
Владимир Шилейко (второй супруг Ахматовой) иногда едко издевался над её почерком — жена и впрямь писала порой с ошибками, а еще любила выворачивать язык: вместо «до свиданья» говорила «данья», вместо «письмо» — «пимсо»; бросалась фразами навроде «фуй, какой морд», «не бойтесь, я не зажилю, как говорят на юге». Могла капризно, как маленькая, сказать «домку хочется» вместо «хочу домой». И была как бы накоротке с великими: прочитав что-то у Пушкина, отзывалась: «Молодец, Пушняк!». Закадычного дружка Михаила Лозинского кликала «мифкой».
«Когда вам пришлют мантию из Оксфорда, помяните меня в своих молитвах!», — шутил по поводу всего этого Шилейко. И ведь напророчил!
***
Однажды Ахматова прогуливалась с Пуниным и неожиданно столкнулись с Маяковским. Тот не удивился и сразу же сказал:
— А я иду и думаю: сейчас встречу Ахматову.
«Гениальный юноша, написавший «Облако в штанах» и «Флейту-позвоночник», — отзывалась о Маяковском Анна Андреевна. — …Если бы его поэзия оборвалась перед революцией, в России был бы гениальный поэт. А писать: «Моя милиция меня бережёт», — это уже за пределами. Можно ли себе представить, чтобы Тютчев, например, написал: «Моя полиция меня бережёт»… «Впрочем, могу вам объяснить: он всё понял раньше всех. Во всяком случае, раньше нас всех. Отсюда «в окнах продукты, вина, фрукты», отсюда и такой конец…»
***
В небогатые годы Ардов для угощения гостей приносил конфеты-карамель «подушечки», и почему-то эти «подушечки» были в основной своей массе раздавлены. Анна Андреевна вместе со всеми принимала это угощение к чаю, но однажды спросила: «Виктор, продавцы давят эти конфеты в вашем присутствии или делают это заранее?»
***
Желающим сотворить из Николая Гумилева кумира Ахматова, ненавидевшая слащавое сюсюканье, говорила: «Большой сюсюк!»
***
Корней Чуковский вспоминал: «Когда в „Вечере“ появилось двустишие: „Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки“, Анна Андреевна сказала смеясь: „Вот увидите, завтра такая-то — она назвала имя одной из самых юрких поэтесс того времени — напишет в своих стихах: ‚Я на правую ногу надела / Калошу с левой ноги‘“.
Предсказание ее скоро сбылось: правда, имитаторша не прикоснулась к перчаткам Ахматовой — зато похитила у нее всю ее лексику, интонацию, все приемы ее мастерства. И таких подражательниц было в те времена очень много…»
***
А Николай Гумилев называл „подахматовками“ всех неудачных подражательниц своей супруги: «Подахматовка — это особый сорт грибов-поганок, растущих под „Четками“ Анны. Вроде мухоморов».
***
Анна Андреевна Ахматова,
Полюби меня, черта косматого, — писал Макс Волошин, юмористически обыгрывая псевдоним поэтессы. Она не обижалась.
***
Летом 1957 года Анна Андреевна написала эпиграмму на саму себя:
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!
***
И ее же: «Пастернака никто еще не перепастерначил».
