Я прекрасно помню старый Ташкент и огромное многообразие живности, населявшей его.
Например, в нашем городе было чрезвычайно большое количество видов птиц. С удовольствием вспоминаю невероятно красивых удодов — голландских петухов. Над нашими улицами нередко можно было увидеть летевших хищных птиц.
На деревьях было море воробьев и других небольших птиц, освобождавших эти деревья от различных вредителей.
Над городом летали стрижи и ласточки, а по вечерам — летучие мыши. И те, и другие в невероятных количествах поглощали всевозможную мошкару и комаров.
Было много горлинок и сорок, но не было майн — индийских скворцов, они начали появляться только в начале 60-х годов. Почти не было на воле и обычных голубей. они жили только в голубятнях любителей.
Ташкент до землетрясения 1966-го года был, преимущественно, одноэтажным, построенным из необожженного кирпича. Потому внутри таких домов можно было нередко увидеть скорпионов. Особенно много этой ядовитой живности обитало в глиняных заборах — дувалах.
Многие жители, жившие в непосредственном соседстве с этими насекомыми, ловили их и кидали живьем в спирт или в растительное масло. Получившееся снадобье, вроде бы, отлично помогало при укусе. Намазанное таким составом ужаленное скорпионом место, переставало болеть, и происходило быстрое его заживление.
Последний раз я увидел в Ташкенте скорпионов в начале 70-х годов, когда был приглашен на день рождения к человеку, жившему на улице Хувайдо, рядом со знаменитым тогда Дворцом ледового спорта. К моему невероятному удивлению. я встретился с этими «красавцами», когда их «сладкая парочка» мирно ползла по стене лестничной клетки четырехэтажного кирпичного жилого дома.
Жили эти насекомые и в тех домах, в которых проживала в разное время наша семья: на площади Хадра, на Жуковской улице и на улице Коратут на Сибзаре. Слава Богу, никто из членов нашей семьи не был ужален скорпионами ни разу.
В черте города нередко встречались и змеи. Особенно много их было на берегах Салара и других «водных артерий». Я очень хорошо помню арыки, каналы, которые были тогда обязательными спутниками различных махалля Ташкента.
Во дворах и на улицах протекали арыки с чистой прозрачной водой, которая использовалась только для полива, питьевую воду приходилось приносить издалека, наливая ее в ведра из общественных водопроводных колонок.
Рядом со дворами нередко можно было увидеть вырытые и наполненные водой большие хаузы, в которых летом купалась детвора.
Часто в этих махалля протекал уже по-настоящему большой арык, в котором водилось немало рыбы, и дети брали самодельный «невод», изготовленный из большого джутового мешка, и ловили в этом арыке пескарей, вьюнов, маринку и другие не очень крупные виды рыб, которые потом они превращали в очень вкусную уху.
Самое главное заключалось в том, что эти арыки отлично помогали переносить жару: узбекские дворики всегда чрезвычайно чисто подметались и без конца поливались ведрами из арыка, что позволяло поддерживать своего рода микроклимат, вполне достаточный для комфорта.
Я сильно ностальгирую по этому старому Ташкенту.
Я и мои сверстники жили недалеко от Салара, ловили рыбу бреднями, изготовленными из мешковины. Однажды, вытянув из воды такой бредень и открыв его, обнаружили в нем, помимо пойманной рыбы, здоровенную и явно ядовитую змею. Мы, с перепугу, кинули бредень в реку и пулей выскочили на берег.
Эта находка надолго отбила у нас рыболовецкие инстинкты.
Салар в те годы был полноводным, масса людей в нем купалась в жару в парке Эрнста Тельмана и в Зоопарке.
Очень много было на его берегах и людей с удочками в руках. Большое количество рыбаков находилось и на берегах Анхора (Боз-су). Никто из рыбаков на обеих «водных артериях» не жаловался на плохой клев, рыбы было довольно много.
В Анхоре ловилась и весьма крупная маринка, причем все рыбаки знали о ее опасных свойствах: черная пленка внутри этой рыбы была ядовитой.
А теперь постараюсь плавно перейти к изменениям, происшедшим с фауной Ташкента.И начну, как это ни выглядит странно, с самых мелких ее представителе.
Вспомните, сколько у нас в Ташкенте было в свое время мошек, комаров и мух — мелких, средних и крупных, зеленых и черных. Где они? Они почти исчезли. Конечно, в какой-то степени, сыграли свою положительную роль централизованные «мусорки» c баками на колесиках, полиэтиленовыми завязанными пакетами, в которых мы относим отходы в эти «центры санитарии и гигиены». Но я недаром сказал «в какой-то степени». Я думаю, что дело здесь заключается не только в этом.
Я хочу напомнить о том, что в нашем мире громадную роль играют так называемые «пищевые цепочки». Все знают о том, что за последние десятилетия резко изменилась наша еда. Помимо пресловутых биотехнологий и генной инженерии, в нашу жизнь мощнейшим потоком вторглись всевозможные синтетические пищевые добавки, консерванты, красители, эмульгаторы, усилители вкуса и запаха, загустители, стабилизаторы, разрыхлители, регуляторы кислотности, ароматизаторы, пеногасители и подсластители.
Те страны, которые задолго до нас приняли на себя этот удар, столкнулись с таким фактом, что население в них стало резко прибавлять в весе, то есть, толстеть. Это уже говорит о том, что ничего хорошего от таких пищевых добавок нам ждать не приходится. Поэтому можно предположить, что они повлияли и на живность, которая всегда нас окружала.
Дело в том, что мы в больших количествах выбрасываем остатки нашей пищи в составе мусорных отходов. На них слетается мошкара, плодовые мушки дрозофилы, мухи, иногда к этим отходам подбираются мыши и крысы, которых тоже в последнее время стало значительно меньше. Очень может быть, что все эти добавки, которые достаются в составе наших остатков пищи этой живности, воздействуют на нее весьма негативно, с одной стороны, сокращая продолжительность ее жизни, а с другой стороны, останавливая процесс ее размножения.
Повторяю, это только предположение, но весьма вероятно, что к нему нужно отнестись достаточно серьезно.
Кроме того, я недаром упомянул про пищевые цепочки. Следует вспомнить, что мошкарой, комарами и мухами питаются птицы и летучие мыши. А их тоже в последнее время стало намного меньше, чем раньше. Так что, съедая мошкару и мух, они получают свою долю пищевых синтетических добавок.
Свое повествование хочу закончить словами о том, что я, к сожалению, не имею точных сведений относительно причин исчезновения в Ташкенте змей, скорпионов, а также воробьев и многих других видов птиц. На такое развитие событий могли повлиять изменения климата и погоды на всей нашей Земле. Могли иметь место и изменения состава солнечного спектра, что весьма вероятно.
Я никак, например, не могу объяснить причину того, что почти полностью перестала вызревать ежевика. Только очень малая часть ее ежегодного урожая полностью вызревает, становясь черной, а большая часть до самой зимы остается красной.
Похоже, как поется: «Ничто на Земле не проходит бесследно!».
