Прожив в Ташкенте 36 лет, великий князь Николай Романов перед смертью в январе 1918 года завещал свой дворец и музей супруге княгине Надежде Искандер.
Все это богатство по ее кончине должно было перейти в собственность Ташкентского университета.
На деле музей и дворец сразу прибрали к рукам большевики. Княгине Искандер разрешили проживание во флигеле и работу смотрительницей.
Музей открылся для публики 28 февраля 1919 года, и за месяц в нем побывало 12 тысяч человек.
Вскоре на романовскую коллекцию упал взгляд новых хозяев жизни.
Так, уже в марте 1919-го в Ташкенте объявился уполномоченный наркомата иностранных дел Н. Бравин. Историю с ним описал английский разведчик полковник Ф. Бейли в своей книге «Миссия в Ташкент»: «Среди других экспонатов музея был прекрасный, украшенный драгоценными камнями кинжал, поразивший Бравина, который приказал, чтобы она передала его ему. Она отказалась это сделать. Не зная, что она была женой Великого Князя, он очень рассердился, но впоследствии, когда он узнал, кем была смотрительница, он стал менее настойчивым и в конце концов согласился дать расписку за изъятый кинжал. Ее княгиня и поместила в витрину на место, где был кинжал. Это стало предметом шуток в городе и вызвало трудности у Бравина, который в конечном счете забрал расписку, но не вернул кинжал».
Судьба самой «вещицы» покрыта тайной. Вскоре Н. Бравина назначили руководителем советской миссии в Афганистане, затем отозвали, но он отказался возвращаться в Москву. В январе 1921 года он решил перебраться в Британскую Индию с архивом документов, но был убит афганцами в Газни.
Грабили город все кому не лень. Тот же Бейли описал, как из Ташкента бежала парочка чекистов серба Мандича и польки Ядвиги после осиповского мятежа. Эти просто стреляли богатеев как мух и забирали все ценное, они же брали и госбанк на Сквере. Увы, но пани Ядвига умудрилась мешок с брильянтами утопить при переправе через реку Теджен.
В ноябре 1920 убрался из Ташкента и первый директор музея, молодой художник, ученик И. Репина Михаил Вербов, который по совету семьи перешел из иудейства в православие. Вскоре он оказался в Европе, затем в Америке. Ему принадлежал последний карандашный рисунок умершего князя.
С участием Вербова, Искандер и художника А. Волкова была составлена первая опись от 26 февраля 1919 года.
14 октября 1905 года в Ташкент прибыл великий князь Константин Константинович, младший брат Николая Романова, с инспекцией кадетского корпуса и торжествами в связи с пожалованием ему шефства великого князя и наследника цесаревича Алексея Николаевича. На фото встреча братьев и супруги Н.К. Искандер.
«Пропажи» начались мгновенно.
Из закрытого большевиками кадетского корпуса бесследно пропали гипсовая маска Афанасия Волынского, крупные фотопортреты туркестанских генерал-губернаторов, были разорены оранжерея тропических растений и ферма шелковичных червей.
Первоначально бюст М.Г. Черняева стоял перед дворцом на пирамиде из ядер.
Никто и нигде не пишет о судьбе бюста Михаила Черняева, подаренного в 1907 году Н.К. Романовым городу. Он стоял перед домиком генерала на Махрамском проспекте. После 1918 года бюст исчез.
Бюст М.Г. Черняева на Махрамском проспекте.
Музей искусств УзССР находился в романовском дворце до 1927 года. Коллекцию вывезли в 1930 году в Белый дом и законсервировали до 1935 года. Этот отрезок времени покрыт мраком в судьбе коллекции.
Перед этим, впрочем, умерла смотрительница Н.А. Искандер. Был слух, что ее покусала бешеная собака в 1929 году. Но ни тела, ни акта вскрытия, ни свидетельства о смерти, ни могилы никто не видел.
История вокруг смерти княгини еще больше оказалась запутанной после выхода в свет книги «Туркестан-соло» швейцарской путешественницы Эллы Майяр. Понятно, что ее благословило ГПУ, ведь Ташкент был закрытым городом.
В книге она опубликовала фотографию, на которой якобы была изображена Н.А. Искандер в образе старухи на Воскресенском базаре. Элла Майяр пишет: «Не было возможности взять интервью у вдовы Великого князя. Ее волнистые волосы были покрыты косынкой, старческое лицо было в пудре. Княгиня передвигалась от прилавка к прилавку с недовольным видом и инквизиторским взглядом. Княгиня была одета в серый пиджак отменного качества и белое платье с подбором; она опиралась на зонт как на костыли, неся портфель под рукой. Жалкое зрелище. Я не могла отвести от нее глаз, а княгиня меня так и не заметила. Княгиня ничего не покупала, а только становилась все более возмущенной ценами на самый обильный продукт Ташкента — виноград, стоивший не менеe двух рублей за килограмм».
Странно. Кого могла увидеть Э. Майяр в 1932 году на Воскресенском базаре, если Н.А. Искандер умерла в 1929 году? И почему она не смогла побеседовать с Н.А. Искандер, если ей удалось пообщаться даже с Файзуллой Ходжаевым?
Э. Майяр зачем-то преследует Н.А. Искандер по базару и подслушивает ее разговоры. Скорее всего, товарищ, сопровождавший Э. Майяр, настоятельно посоветовал ей опубликовать фотографию и небольшой текст.
Фото из книги Э. Майяр «Туркестан-соло».
На западе книгу, конечно же, прочитали романовские родственники и зафиксировали, что Н.А. Искандер была еще якобы жива в 1932 году.
В 1997 году после смерти Э. Майяр газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала ее некролог, где в заголовке Э. Майяр была названа авантюристкой.
Разгадка смерти княгини, думаю, всплыла уже в 1935 году во время затопления музея, под который отдали бывшую фабрику-кухню на углу улиц Пролетарской и Узбекистанской в стиле конструктивизма. Об этом писала даже центральная газета «Правда» в статье от 11 октября 1935 года «Аврал в Ташкентском музее искусств»: «Второй день здесь идут дожди. По залам мечутся ошалелые, промокшие люди с метлами, тряпками, ведрами: «Скорее, скорее, – в отдел мастеров XVII века прорвалась вода». Люди устремляются туда, срывают картины со стен, нагромождают их штабелями в углах. Но через полчаса – вновь тревога, вода проникла в другой зал…».
И это всё творилось с картинами Ван Дейка, Брюллова, Верещагина, Маковского, Шишкина, Репина…
О том, что музей стоит без крыши Наркомпрос прекрасно знал. Но директор Музея искусств Ломакина предпочла затратить ассигнованные суммы на побелку стен, потолков, на заказ безвкусной, аляповатой мебели. Надеялись, что дожди долго не начнутся…
Бывшая фабрика-кухня
Знали власти и том, что при последней инвентаризации обнаружена недостача свыше 400 экспонатов. Но никто за это не был наказан, хотя дело, конечно, уголовное.
Понятно, что бывшая княжна такого бы не допустила. И версия о ее устранении обретает совершенно ясный мотив.
Закрытие музея во дворце и его последующий переезд совпали с распродажей шедевров Эрмитажа для получения валютных средств на индустриализацию. Вполне возможно, что и 400 ташкентских экспонатов полностью или с «усушкой» по дороге утекли на Запад.
Последние пропажи из дворца можно датировать 1966-1967 годами, когда в нем находился дворец пионеров имени Ленина. Связывают этот эпизод с ташкентским землетрясением 24.4.1966 года. Вероятно, дворец был закрыт на несколько дней и в нем хозяйничали «проверяющие». Они и наткнулись на папки с автографами, которые коллекционировал Н.К. Романов. Посвящения были написаны, в основном, на французском. Лет через 30-40 на аукционах в США вдруг стали выплывать бумажные сокровища, которые могли принадлежать только ташкентским Романовым.
Впрочем, пресса писала, что в конце 2001 года из Государственного музея искусств Узбекистана, где до сих пор хранится романовская коллекция, были выкрадены пять знаменитых картин русских художников: «Закат в степи» Айвазовского¸ «Портрет Оболенского» Тропинина¸ «Тюркская девушка» Брюллова, «Девушка в красном платке» Крамского и «Девушка-стрелок» Сурикова.
Впрочем, это уже другая история, ждущего своего часа…
