Китай продолжает заваливать Среднюю Азию своей продукцией и тем самым тормозит в регионе новую индустриализацию. Но решать проблему безработицы исключительно за счет трудовой миграции в Россию долго не получится.
На повестке дня – щадящий со стороны КНР режим защиты жизненно важных внутренних рынков в регионе и, возможно, перевод туда части трудоемких производств из самого Китая, где уже назрело и официально декларируется ограничение экспорта наиболее эффективным и высокотехнологичным ассортиментом.
Не обойтись, по-видимому, и без определенных самоограничений со стороны Китая при выполнении в странах Центральной Азии подрядных работ – в части комплектации объектов персоналом из КНР и подготовки на месте квалифицированных работников.
Вряд ли стоит доказывать, что лишь социально-экономическая стабилизация в регионе на основе реиндустриализации (которую в нынешней ситуации трудно представить без участия Китая) будет, в конечном счете, единственной гарантией восстановления здесь государственности и демократизации сложившихся политических режимов, в дестабилизации которых Пекин и Москва участвовать не станут. И в последовательном ходе восстановительных процессов Россия и Китай заинтересованы не меньше, а больше, чем внерегиональные игроки – как западные, так и азиатские.
Образованная в 2001 году Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) как первая международная региональная группировка, инициированная Пекином, имеет для него немалое политическое и престижное значение – помимо конкретных задач поддержания безопасности в регионе. Поэтому вопрос о щадящем для реиндустриализации Центральной Азии режиме экономического сотрудничества с Китаем заслуживает пристального внимания этой организации.
Вопрос из будущего заключается также в том, возникнет ли в Центральной Азии достаточно эффективная внутрирегиональная интеграционная группировка – вслед за укреплением хозяйственных суверенитетов участвующих стран и вытекающей отсюда способности решать проблемы в отношениях с соседями? В какой мере помогут ее созданию сложившиеся структуры ЕврАзЭС и ШОС? Как будут решаться проблемы транзита и выхода на дальние рынки?
Представляется, что без патронажа России и Китая такого рода планы уже не могут быть реализованы в сколько-нибудь жизнеспособной форме.
Заметим, что, фиксируя (в том числе в международных договорах и документах ШОС) принцип особой важности связей с соседями, Пекин теоретически должен благожелательно относиться к региональной экономической интеграции в своем ближнем зарубежье – будь то АСЕАН или Таможенный союз. В первом случае уже доказала свою эффективность зона свободной торговли Китай – АСЕАН, во втором, как представляется, подобное соглашение могло бы рассматриваться в перспективе, опять-таки, с возможными щадящими изъятиями, поскольку китайская товарная экспансия вызывает в Центральной Азии немалое беспокойство, а внутрирегиональная интеграция крайне слаба – в отличие от АСЕАН.
Хотя основной конструкционной составляющей ШОС является взаимодействие РФ и КНР, сегодня мы наблюдаем и «мягкую» конкуренцию Москвы и Пекина. Страны-лидеры ШОС пока с пониманием относятся к неизбежным противоречиям и ряду сложных вопросов, включая интеграционные проекты.
В частности, Китай предлагал партнерам одобрить три инициативы.
Первая – создание банка развития ШОС: создавать банк с нуля, разместить его штаб-квартиру в Пекине, наполнить китайскими деньгами и поставить во главе нынешнего президента Банка развития Китая.
Второй проект – создание специального счета ШОС.
Третья инициатива Пекина – организация зоны свободной торговли ШОС, в очередной раз озвученная в 2012 году.
По всем этим проектам Россия пока занимает выжидательную позицию.
Не исключено, что идея создания на базе трех государств Евразийского союза, воспринятая в Пекине внешне спокойно, на самом деле вызвала беспокойство Китая, особенно в отношении перспектив создания зоны свободной торговли в рамках ШОС. Как известно, с 2004 г. китайская версия создания такой зоны отклоняется центральноазиатскими государствами – членами ШОС. Подготовленный в Китае новый вариант проекта постигла та же участь. Планы В. Путина по евразийской интеграции, как считают некоторые аналитики, объективно не стыкуются с китайскими стратагемами региональной интеграции Центральной Азии.
Пока российским дипломатам удается убеждать коллег, что принимать решения по этим проектам преждевременно. Китай, сознавая, что Россия отстает от него в экономическом освоении Центральной Азии, продолжает признавать за ней неофициальное политическое лидерство в регионе, и наращивает экономическую активизацию на центральноазиатском направлении. Между Москвой и Пекином, таким образом, складываются отношения конкуренции в экономике и взаимопонимания в политике, не исключающего, разумеется, и некоторых противоречий.
С другой стороны, Пекин мог бы воспринимать начало реализации концепции «евразийского союза» и создание Таможенного союза как часть благоприятных для Китая усилий России в ее возобновившемся движении на восток. Восточный проект России неизбежно придает Китаю дополнительный вес в ее внешней политике. А важнейшая часть этого проекта – повышение плотности пространства, соединяющего тихоокеанское побережье с центральной Евразией – Уралом, Западной Сибирью и Казахстаном.
Уплотнение этого пространства видится нам как диверсификация его экономической специализации. Среди перспективных направлений – производство продовольствия, дефицит которого быстро растет в Китае, возможно, создание на территории Таможенного союза своего рода «азиатской житницы».
Взаимодополняемость в части обеспеченности энергоресурсами Китая, с одной стороны, России и стран ЦА, с другой, является очевидной базой и усиливающим свое значение фактором многосторонней кооперации и конкуренции в ШОС.
Элиты стран Центральной Азии рассматривают китайский вектор, учитывая растущий потенциал КНР, как один из важнейших – он дает возможность получения внешних инвестиций, кредитов, строительства инфраструктуры, развития торговли, реализации энергетических проектов. Настроения правящих кругов в ЦА нередко имеют китайскую направленность. Об этом говорят многие факты.
В частности, состоявшийся в октябре 2012 года в Астане VII евразийский форум позволяет делать прогнозы о дальнейшем развитии нефтегазовой промышленности Казахстана. Министр нефти и газа Казахстана Сауат Мынбаев заявил, что республика намерена увеличить экспорт нефти на рынки Китая и Евросоюза.
«Казахстан находится в центре между ключевыми рынками потребления нефти – ЕС и КНР. Возможны поставки и на другие дальние рынки с выходом на них через Черное море, по трубе БТД (Баку-Тбилиси-Джейхан), не говоря уже о рынках Афганистана и Узбекистана. Тем не менее, с точки зрения объемов экспорта, главные экспортные рынки для нас – это ЕС и Китай». Эксперты полагают, что в китайском направлении по «черному золоту» Казахстан может составить конкуренцию России, так как у Казахстана есть существенное преимущество – более короткое транспортное плечо при трубопроводных поставках.
Определенные противоречия складываются и между Россией и Туркменистаном – при выходе на китайский рынок трубопроводного природного газа.
При этом Китай не утратил интереса к получению и оплате фиксированных объемов голубого топлива по долгосрочным контрактам и готов к авансовым платежам. Рынок здесь растет и будет расти – в отличие от европейского.
Внешняя экспансия и выход Китая на роль новой энергетической державы означают определенную фрагментацию и дальнейшую регионализацию мирового рынка энергоресурсов, в том числе по политическим (геополитическим) основаниям.
В экспертных кругах Казахстана не так давно высказывалось мнение, что Китаем достигнута критическая доля собственности в ТЭК республики и, возможно, новых продаж активов КНР по этому направлению не предстоит. Однако в 2013 г. продажа таких активов Китаю продолжилась.
В текущем измерении сбыт энергоносителей в КНР может казаться не самым выгодным, но нельзя, повторим, недоучитывать количественный потенциал этого рынка, а также его глубину – в распределении, хранении, переработке и т.п. Один из путей к прорывам на переговорах – вытеснение на второй план вопроса о цене на границе, смешанные формулы ценообразования, разного рода пакетные соглашения. Немаловажен для партнеров Китая и вопрос о будущем соотношении в китайском импорте долей трубопроводного газа и СПГ, которые пока примерно равны.
Экспансия Китая закономерна, не исчерпывается энергетикой и пока не привела к значительным потерям для России. Более того, повысилась глобальная цена сохраняющегося присутствия России в Центральной Азии. А в известном смысле масштабы китайского рынка даже отодвигают на второй план вопрос о конкуренции за Китай между Россией и странами Центральной Азии, и здесь уже есть примеры кооперации, выгодной всем сторонам.
Усилилась и общность интересов Москвы и Пекина.
Так, для России проброс трубопроводов из Туркмении и Казахстана в КНР, хотя и означал определенные потери, однако был выгоден ослаблением давления этих производителей углеводородов на европейский рынок. Теперь же и Китай не особенно заинтересован в уходе центральноазиатских энергоносителей в западном направлении.
Смягчает противоречия между Россией и КНР и еще одно обстоятельство. По мнению российских экспертов, для Китая Средняя Азия была и остается стратегическим «тылом» по многим позициям – безопасности, энергетике, сложному взаимодействию с Западом и соседями по Восточной Азии. Ей отводится роль нового рынка сбыта и источников сырья, транзитного «коридора». И хотя роль Центральной Азии для КНР усиливается, этот «тыловой регион» все же вторичен для китайцев по сравнению с глобальной политикой. Он важен главным образом развитием отсталых районов самого Китая, особенно, Синьцзяна.
Складывающаяся картина международных отношений представляется нам достаточно благоприятной для реализации евразийских проектов России – и в том числе в многостороннем сотрудничестве с Китаем, у которого теперь также есть явный интерес к стабилизации Центральной Азии и ее успешному экономическому развитию: помимо прочего, регион превратился в стратегически важного поставщика энергоресурсов в КНР.
На очереди новые проекты, которые могли бы, повышая степень коллективного самообеспечения в ШОС стратегическими товарами (энергоресурсы, продовольствие, вода), способствовать развитию здесь инфраструктуры, АПК и обрабатывающей промышленности, облегчая положение стран, не имеющих выхода к морю.
Лишь время покажет, окажется ли проекция полицентричного мира на Центральную Азию инструментом ее социально-экономического возрождения. Здесь не все зависит от Москвы и Пекина, чьи интересы в большинстве пунктов, включая вопросы энергетики, достаточно близки. Но благоприятные внешние возможности для «прорыва в развитие» в регионе, повторим, сложились и выглядят лучше, чем в начале века – во многом благодаря России и КНР.
Александр Салицкий, доктор экономических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, профессор Института стран Востока;
Нелли Семенова, научный сотрудник Центра энергетических и транспортных исследований Института востоковедения РАН,
