О том, что творится в Донецке рассказывает глава Российского культурного центра «Русь», депутат областного совет Ирина Попова.
— 21 февраля 2014 года. Когда было подписано соглашение между оппозицией и президентом Януковичем, гарантами подписания выступили страны ЕС. Это соглашение было не просто нарушено. Оно растоптано, о него вытерли ноги. Януковича вынудили покинуть и президентский пост, и Киев. Практически одновременно по всей стране были разграблены арсеналы с оружием. Для жителей юго-востока Украины то, что происходило на Майдане, попрание соглашение от 21 февраля воспринималось как нонсенс и вызывало шок. Мы не чувствовали себя в безопасности. Потому в начале марта начались массовые — по девять-двадцать и до ста тысяч человек — митинги. Эти митинги обращались к местной власти, но она состояла из людей Януковича. Испуганные люди остались без власти и без защиты. Верховная власть оказалась непонятно в чьих руках, а местная разбежалась.
Возник вопрос: что делать? Те события, которые грянули на Донбассе потом, — это эхо событий на Майдане. Началось не просто игнорирование соглашения от 21 февраля, началось доказательство Киевом того, что то, что происходит, — беспредел с отменой закона о русском языке — и есть итог соглашения от 21 февраля. Люди испугались. Мы увидели шанс сохранить мир в том, чтобы быть федерацией — самим принимать законы, которые ограждали бы нас от самоуправства Киева, безвластия его Майдана, и ещё мы хотели говорить на родном — русском языке. Подчёркиваю, изначально мы хотели быть федерацией исключительно в составе Украины. Ведь 23 года из нас хотели сделать предателей — предлагали отказаться от русского языка, от Дня победы, отказаться чтить дедов как героев Великой Отечественной войны, которой, по новой версии Украинского института национальной памяти, не было. Взамен предлагалось носить цветы бандеровцам. Люди отказались.
7 апреля Донбасс объявил о создании ДНР — Донецкой Народной Республики. В ответ Киев прислал войска. Причём в армию призвали не только восемнадцатилетних детей, но и запасников. Вот эти силы и пришли в Донецк наводить порядок.
— Многие в России уверены, что ДНР создали пророссийски настроенные активисты, а народ им сочувствует, но пассивен. Это так?
— У нас, даже когда в Донецке шли митинги по сто тысяч человек, их Киев называл «русскими туристами». Мы в ответ, чтобы доказать, что это мы, показывали паспорта на митингах вверх, чтобы было видно: мы — граждане Украины! На сто тысяч украинских паспортов поднимали три-десять российских паспортов. Разве можно нас называть пророссийскими активистами?
— ДНР пользуется поддержкой простого народа Донбасса?
— Да, массовой.
— А какая часть Донбасса разделяет взгляды Майдана? Можно определить процент?
— Евромайдан был в Донецке. До десяти человек в день. Иногда никого. Разве можно Евромайдан, в лучшие для него дни собиравший в Донецке до ста человек, ассоциировать с четырёхмиллионным Донбассом? Он никогда не пользовался массовой поддержкой в Донбассе. Да и как он мог пользоваться поддержкой, если эти люди на Майдане жгли не только покрышки, но и живых людей, проповедовали нацистские взгляды, прославляли бандеровцев, а к нам приехали и начали доказывать, что они пацифисты? Как мы им могли верить? Наши люди ходили за редкими сторонниками Майдана и кричали: «Кличко — в очко!» Когда он приехал сам и поселился в гостинице «Донбасс», люди ему кричали: «Выходи на бокс!» Его сторонники спрятались, потому что это в Киеве они обласканы, а у нас нужно ещё доказывать правоту своих взглядов аргументами и поступками.
— Шахтёры вас поддерживают или всё же держатся в стороне?
— Относительно Луганска и Донецка держится стереотип, что мы только шахтёрские регионы. Но мы сильно трансформировались. Много шахт закрыто, многие угольные предприятия — на грани прозябания.
Сказать о шахтёрах однозначно, что они только поддерживают или только не поддерживают ДНР и ЛНР, — тоже стереотип. Я знаю и шахтёров, и пенсионеров-шахтёров, тех, что с первого дня ушли в ополчение. Но есть те, кто спускается в шахты. Когда авиация нанесла авиаудары по Донецку, работающие шахтёры объявили предупредительную забастовку и перестали добывать уголь. Они вышли на работу, но потребовали прекращения карательной операции и заявили, что, если она продолжится, они с оружием в руках пойдут против Киева. Да, этих действий сейчас мы не видим, но и власть Киева они не поддерживают. Шахтёры колеблются.
— Ополченцы: кто эти люди?
— Это абсолютно разные люди. Не только афганцы или бывшие офицеры, шахтёры, студенты, инженеры. Это в том числе женщины — учителя, медсёстры. Их объединяет только одно — желание отстоять свою родную землю. Позиция у нас простая: «Это не мы пришли с оружием во Львов или Киев, это к нам пришли — нас убивать».
Списочная численность ополчения у нас — 27 000. Если посмотреть на ситуацию с точки зрения военного, то численность тех, кто пришёл воевать против ДНР, минимум в три раза превосходит силы ополчения. Разумеется, регулярная армия Киева вооружена лучше. У нас нет авиации, тяжёлых штурмовиков, танков. У нас в основном стрелковое оружие. Что-то удалось отнять у регулярной армии в боях. Для защиты именно Донецка сформирован батальон «Восток». Это тоже разновидность ополчения.
— Как изменилась жизнь простых людей во время боевых действий?
— Люди вздрагивают на улицах и в своих домах от любого звука. Просто гроза и гром. А мы не понимаем, что это. Может, взрывы? Прежде чем выйти на улицу, многие созваниваются друг с другом, чтобы понять, где в городе идёт перестрелка. Изменилось транспортное сообщение: аэропорт не работает, железная дорога частично повреждена — поезда если ходят, то в объезд повреждений и мест боёв. А чаще не ходят. Особенно в сторону России. Там стоят блок-посты непонятного назначения и грабят всех.
Но самое страшное — это дети Славянска. Когда их наконец чуть не под пулями вывезли в Макеевку и решили покормить в заводской столовой, упала ложка. Дети бросили еду и забились под стол. Все. Взрослые после этого не смогли есть. Местные взрослые, женщины из столовой, прятали слёзы. Вывезли детей в другой город, совсем малышей. Они заикаются, писаются, упорно ищут подвалы и переживают, что их нет.
— А кто, какие организации вывозят детей и приходит ли гуманитарная помощь из России?
— Из России помощь идёт, но не каждый водитель отважится её доставить — дороги простреливаются. Ведь ни военное положение, ни ЧП Киевом не объявлены. Будь они, это позволило бы создать гуманитарные коридоры для доставки той же гуманитарной помощи. А так у нас не работает даже Красный Крест. Его персонал есть, но он боится. А пока всё даётся на свой страх и риск. Эти гуманитарные акции случайны. Даже в другой район Донецка едешь и думаешь: «А как ты будешь возвращаться?»
— В Донецке из-за блокады цены выросли?
— Нет. Часть населения город всё же смогла покинуть. На улицах пустынно. Нам не хватает не продуктов, нам не хватает инсулина и медикаментов. Люди хотят нам помочь, но нет возможности — транспортного коридора. Второй момент — банковская система. Даже если кто-то перечислит нам любые средства, они легко могут быть заморожены Киевом. В том же Славянске, Краматорске люди не могут получить деньги даже со своих зарплатных счетов: они заморожены.
— Каким Вы видите выход их создавшейся ситуации? Я хочу знать Ваше личное мнение о психологическом настрое людей: они допускают возможность мирного сосуществования с Киевом?
— Я недавно была на одном из многочисленных митингов в Донецке. Один из выступающих сказал, что есть киевляне, которые хотят прийти к нам в Донецк с «Маршем мира». Я была потрясена реакцией людей. Они кричали: «Нет!» Готовы были оратора стянуть с трибуны. Вот такой категоричный настрой людей по отношению к Киеву. Возможно, и ничего плохого в этом марше нет, но после убийств, авиаударов и зачисток, идущих из Киева, веры ему у людей нет. Люди говорят о том, что они примут «Марш мира» и сядут за стол переговоров только тогда, когда будут остановлены боевые действия и выведены войска с территории Донбасса. Может, тогда стоит приезжать к нам с «Маршем мира»?
— А шанс на единство Украины остаётся?
— Приукрашивать не буду: никто в состав Украины возвращаться не хочет. Мы боимся физически. У нас были люди, которые раньше ездили по Донецку с украинскими флажками. Они их сняли. Увы, украинский флаг, герб и язык сегодня на Донбассе ассоциируются с карательной операцией. Это символы агрессии. Даже если Киев не пойдёт на переговоры или их сорвёт, уверенный в своей военной победе, и даже победит, это будет временная победа. Мариуполю, который расстреливали 9 мая, детям Славянска не объяснишь, за что их убивали. И почему они должны любить такую Украину. Задавить сверху можно, но это ещё больше расколет Украину, и подспудные процессы разъединения продолжатся.
Решить их можно только мирным путём, путём переговоров. Вопрос единства Украины — вопрос количества трупов. Кто это придумал — с Западной Украины людей тянуть на Восточную и друг с другом стравливать? Киев сидит мирно, а гробы получают наши и Западная Украина. Количество убитых идёт на тысячи. Это приблизительные цифры. Точных просто нет.
Так вот, именно поэтому Киеву уже не удастся добиться единства унитарной Украины. Кричать об этом можно, но проконтролировать то, о чём человек думает, невозможно. В Донецке уже не услышишь, как раньше, украинской речи. Я ходила на базар. Люди из сёл приезжают, раньше они зачастую говорили на украинском языке. Теперь — нет. Я задумалась: почему из обихода исчезает украинский язык? Увы, идёт отторжение.
— Может, просто боятся, что у них не купят товар, если они будут говорить на украинском?
— Так не только на базаре происходит. Везде.
Борис Серов, Москва
