На Первом канале показывают сериал «Натали и Александр». Хорошо, что его не видит Анна Ахматова. Она всей душой ненавидела и ревновала супругу русского поэта.
Долгие годы по рукам ходила бумажная версия «Разговора за чайным столом», тайно записанного Иваном Рожанским на магнитофон.
Едва речь зашла о Наталье Гончаровой, как Анна Андреевна страстно набросилась на супругу Пушкина:
«Какой запас пошлости» » Кто разграбил Пушкинскую библиотеку? Почему она не взяла в генеральские апартаменты, где она жила, эти два шкафа (к Ланскому). Они ничего не сохранили» . «Молодежь, окружающая Пушкина, его не читала и не любила. Они все были загипнотизированы Дантесом. Нам трудно себе представить, что для них, так как им было 22, 24 года, всем, а ему в это время было 36, а Наталья Николаевна была в их компании, она была одной из девочек которые «bon joyesuse» веселилась с ними и также как они все была под влиянием Дантеса — он (Пушкин) фигурирует во всём там, как недобрый, старый и скучный муж.»
«Пушкинисты не на всё обращали внимание. У Щеголева просто руки не доходили. Слишком много материала, такие пласты, такие вещи он не выуживал. Теперь нам приходится это делать, и результаты ужасные.»
«Разговор за чайным столом» состоялся в мае 1965 года на квартире И.Д.Рожанского и Н.В. Кинд. Кроме хозяев дома за столом находились: А.А. Ахматова, К.П. Богатырев, С.И. Богатырева, Л.Д. Большинцова, Н.Н. Глен, Ю.М. Живова, Е.С. Левитин и С.С. Наровчатов.
Основной оппонент Анны Андреевны — Евгений Левитин.
Вот что вспомнила потом Софья Богатырева:
-Кто-то упомянул имя Натальи Николаевны Гончаровой. И тут нам посчастливилось необычайно: мы услышали страстную, полную обиды и ревности речь Анны Ахматовой о Пушкине и его семейной жизни. Королева исчезла. Ее сменила оскорбленная в своей любви женщина, которой предпочли недостойную соперницу.
Обвинения сыпались на голову Натальи Николаевны: “ничтожная, скучная, пустая”; “транжирила деньги безобразно”; “оторвать ее от балов было невозможно”; “стоило Пушкину уехать, как она тут же забывала его адрес”; “запас пошлости неисчерпаемый, на смертном одре и то говорила пошлости”; “мать никакая” и даже – не так уж хороша собой!
В качестве доказательства приводилась репродукция ее портрета, незадолго до того помещенная в журнале “Простор”. Тут уж слушатели не выдержали и попытались вступиться – хотя бы за наружность Натальи Гончаровой.
Искусствовед Евгений Левитин упомянул, что видел недавно в Питере малоизвестный портрет, где та, напротив, “необычайно прелестна”.
– Понравилась вам? – грозно осведомилась Анна Андреевна.
– Мне вообще нравится Наталья Гончарова, – признался бесстрашный Левитин.
– Я не знаю ни одной фразы, которую можно сказать в ее защиту, – услышал он в ответ.
Сергей Наровчатов напомнил, что она “нравилась Пушкину”, а в ту пору была еще очень молода.
– Не поумнела с годами, – отрезала Анна Андреевна.
– А где там была любовь, а где – стремление спасти свою честь и честь семьи, нам не узнать.
Робкие попытки защиты были подавлены. Меж тем разговор, который велся в полушутливом и легком тоне, в жанре беседы за чайным столом, где и происходил, вдруг обернулся своеобразной, из вопросов и ответов, лекцией Анны Ахматовой, посвященной последнему году жизни Александра Пушкина и тому, что случилось после его кончины. То был образец биографического литературоведения с глубоким анализом характеров, позиции и поведения действующих лиц.
Геккерн и Дантес. Жуковский и Вяземский. Молодые люди из высшего света, очарованные Дантесом, смеявшиеся над Пушкиным, и Наталья Гончарова, вторившая им.
Да, несомненно, она виновна в гибели Пушкина. Да, она виновна перед ним и памятью о нем. Она не научила детей его чтить: посылала подросших сыновей гостить у “дяди Жоржа”, убийцы их отца. Воспоминания ее дочери – безобразны, и никто из детей поэта не вступился за его честь…
Третья метаморфоза в течение одного вечера! Нам вновь предстал иной лик Анны Ахматовой: не царственная особа и не влюбленная в поэта поклонница, а строгий ученый, всеведущий пушкинист. На следующее утро меня разбудил ранний телефонный звонок:
– Ты не рассказывала Анне Андреевне? – осведомилась Наталья Владимировна, хозяйка вчерашнего вечера.
– Нет, конечно, а о чем?
– О том, что беседа записана на магнитофон. Откуда-то ей известно.
Мне это известно не было и, признаться, не слишком понравилось: показалось не вполне этичным. Счастье, что Иван Дмитриевич Рожанский думал иначе и сохранил для потомства эту удивительную речь.»
Кстати, Ахматова не обиделась, когда узнала о тайной записи.
