Размышления, навеянные просмотром фильма «Исход. Долгое возвращение».
Белое надгробье с крестом и фамилией генерала в окружении других белоснежных могил. Это уголок некогда заброшенного русского эмигрантского кладбища в городке Герцог-Нови на берегу Которского залива в Черногории, где в 1920-е нашли пристанище шестьдесят тысяч русских изгнанников.
Лет пятнадцать назад капитан первого ранга, в прошлом заместитель военного атташе СССР в Югославии Александр Беляков занялся восстановлением пришедших в запустение эмигрантских захоронений, на что получил благословение от знаменитого старца Иоанна Крестьянкина. Русские косточки, сваленные в беспорядке в одну кучу, собрали, обмыли, предали земле и отпели в храме – вышло всего 120 захоронений русских солдат и офицеров с их родными.
… На палубе одного из пароходов, отчаливших в ноябре 1920 года от Графской пристани Севастополя, в гуще беженцев находился с женой и дочерью Анастасией генерал Василий Рачинский, когда-то командир корпуса. Артиллерийский снаряд, прилетевший с берега, оторвал голову жене Рачинского и ногу малолетней дочери. Генерал снял платье с убитой жены, бросил тело за борт и перевязал лоскутами от платья ногу дочери. Все матросы помогали малышке, чем могли, и в этом траурном рейсе случилось чудо — девочка выжила!
Рачинского с его четырьмя высшими образованиями знала военная элита всего мира. Американцы предложили ему место преподавателя в Вест-Пойнте, своей лучшей военной академии. Рачинский ответил коротко: «Я останусь здесь».
Сначала чинил обувь, потом пошёл учителем математики в деревенскую школу ближнего села Репая. Представляете себе уровень тогдашнего сельского образования в Югославии?! Дочка Анастасия выросла, превратилась в миловидную девушку, к которой, несмотря на протез, сватались многие молодые люди. Она отвечала всем одно: «Я выйду только за русского офицера».
Началась война. Кто-то – предположительно, из отвергнутых Настей женихов – написал донос югославским партизанам: дескать, Рачинский с дочерью корректируют огонь итальянской корабельной артиллерии по партизанским стоянкам! Как можно было делать это в отсутствие элементарных инструментов, откуда Рачинские могли знать расположение партизанских отрядов, непонятно. Но в доказательствах тогда особо не нуждались. Однажды ночью пришли партизаны, избили отца и дочь, а затем расстреляли. Закопали их прямо во дворе собственного дома, вырыв яму всего в полметра глубиной. Случилось это в 1942 году.
Начав восстанавливать заброшенное и осквернённое русское кладбище, Беляков вспомнил и о Рачинском. Поехал в село, где жил генерал, разыскал его дом, во дворе нашёл могилу с двумя телами, с протезом. На церемонию перезахоронения останков на возрождённом русском кладбище, где стараниями Белякова вознёсся белоснежный храм святого Феодора Ушакова с голубым куполом, пришли жители села Репая и всенародно покаялись в навете, совершённом их односельчанами в годы войны.
Это только одна из многих сотен тысяч эмигрантских судеб. Пронзительная документальная лента «Исход. Долгое возвращение», созданная студией «Miras», — это рассказ о тяжкой доле русской эмиграции и о таких российских подвижниках, как Александр Беляков, которые по крупицам восстанавливают историю Русского исхода после Гражданской войны и тем самым вносят весомый вклад в возрождение нашей исторической памяти.
Режиссёр Венера Юмагулова, заслуженный деятель искусств Башкирской АССР, и оператор Ришат Юмагулов хорошо известны зрителю своими киноработами. Их документальный фильм «Двадцать лет и два дня» о русском пленнике в Афганистане завоевал множество международных призов. В нынешней работе в роли продюсера выступила Юлия Свиридова, директор студии «Miras».
В 20-е гг. прошлого века перед миллионами наших соотечественников навсегда захлопнулись двери их родины, за которую они с невиданным ожесточением бились с «кремлёвскими мечтателями». Вместе с побеждёнными солдатами и офицерами Белой армии в изгнании оказались виднейшие представители тогдашней элиты российского общества – московские и петербургские профессора и приват-доценты, заполнившие кафедры западных университетов (в Праге даже создали Русский университет), деятели русской культуры мирового значения, такие как С. Рахманинов и С. Прокофьев, знаменитые авиаконструкторы и изобретатели И. Сикорский и В. Зворыкин, звёзды оперного и балетного искусства первой величины от Анны Павловой до Фёдора Шаляпина, писатели, начиная с Горького и Куприна и кончая А. Толстым и Северяниным. Русские военные становились национальными героями в ряде стран, как это произошло, например, с генералом Беляевым, возглавившим вооружённые силы Парагвая в войне с Боливией.
Справедливости ради следует признать, что при всей тяжести русской большевистской практики изгнания побеждённых, она не была исключением для «закономерности революции».
Около 100.000 человек были высланы из американских колоний после восстания колонистов против британской короны. Сотни тысяч покинули Францию после революции 1789 года. О вступлении в русскую службу всерьёз помышлял неведомый тогда никому лейтенант Бонапарт, подавший прошение на имя императрицы Екатерины. Канцелярия замешкалась с ответом, и русская армия потеряла шанс заполучить в свои ряды блестящего полководца!
Секрет особой тяжести нашего исхода таился в присущей русским, как мало кому, ностальгии по родной земле.
Когда мы в Россию вернёмся,
О, ангел восточный, когда?
Пешком по разбитым дорогам,
В стоградусные холода…
– как молитву, шептал поэт-эмигрант Г. Адамович в стихотворении, ставшем хрестоматийным для сотен тысяч русских беженцев.
Почему для нас по-прежнему до дрожи, до яростной ругани злободневны события почти столетней давности? В следующем году исполняется сто лет Февральской и Октябрьской революциям, а мы всё никак не закончим гражданскую войну.
Разногласия, споры до хрипоты, швыряние в лицо запальчивыми обвинениями, хватанье за грудки в дуэлях на газетных полосах и телеэкранах. Кажется, сними цензурные узы, и назавтра начнётся рубка не хуже боя под Касторной, и снова запоют на одну мелодию, как это показано в фильме Юмагуловой, знаменитую песню «Смело мы в бой пойдём» — только красные конники со словами «за власть Советов», а дроздовцы – «за Русь святую».
Но если бы только пением всё ограничилось! Нет, с особенным остервенением будут снова заходить за край, в сотый раз переигрывать прошлое, заново сдавать карты и сводить счёты в игре, казалось бы, давно законченной. У каждой стороны в расколотой пополам России была своя правда, и каждая отстаивала её с испепеляющей страстью. Одна сторона клялась в своей любви к России, другая кричала «Даёшь Варшаву!» и победу в мировой революции!
Чужестранному элементу удалось втравить русский народ в долгую и кровавую междоусобную брань. Что сыграло здесь свою роковую роль? Идеи русофобов Маркса и Энгельса об освободительной диктатуре пролетариата? Но как 10 миллионов пролетариата в 130-миллионной России смогли бы обеспечить демократию?
Или 3-тысячный десант, доставленный Троцким из Соединённых Штатов в апреле 1917 года и занявший ключевые должности в Реввоенсовете Республики, в ведущих министерствах и ведомствах, начиная с ВЧК? В затягивании гражданской войны несомненно сыграли свою роль действия англичан, французов, чехов, которые «помогали» попеременно то красным, то белым, ослабляя и тех, и других, и ожидая, кто же в конце концов въедет хозяином в Кремль.
Ленину почему-то было куда сподручнее неоднократно беседовать с юным американским проходимцем А. Хаммером, чем со своими соотечественниками-капиталистами, вроде Морозовых, которые до 17-го года жертвовали в пользу РСДРП огромные деньги, а после революции остались без гроша.
Почему мы должны соглашаться с обвинениями в некоей патологической кровожадности русской революции? Французам понадобилось четыре кровопускания за 80 лет, чтобы прийти в себя, — революции 1793, 1830, 1848 и 1870 годов.
Причём всё это помимо наполеоновских войн, когда революционность, бурлившую во французах в избыточных количествах, обратили вовне, на завоевания. В наполеоновских походах погибло около 4 млн французов. А что же у нас? «Хлестнула дерзко за предел нас опьянившая свобода», — проницательно заметил поэт, современник революции.
Почему гражданская война в Испании, завершившаяся позже русской, давно закончилась национальным примирением? Поставлены общие памятники франкистам и республиканцам, создан общий Пантеон для победителей и побеждённых. Даже в такой малости, как помощь малоимущим ветеранам гражданской войны, нашли компромисс: дали старикам продавать газеты – правые газеты фалангистам, левые бывшим коммунистам – и так уравняли в правах вчерашних непримиримых врагов.
Взгляды и практика современников и участников нашей Гражданской войны нередко отличались большей широтой, нежели то, что мы наблюдаем в препирательствах современных адептов красных и белых. Скажем, управляющий делами ленинского Совнаркома В. Бонч-Бруевич был родным братом генерала М. Бонч-Бруевича, начальника штаба Северного фронта Русской императорской армии в годы Великой войны. И это совсем не мешало братьям поддерживать теснейшие родственные отношения и до, и после революции. Яков Свердлов, как известно, занимал согласно Конституции 1918 года самый влиятельный пост в новой советской власти — председателя ВЦИК. А его родной брат З. Пешков, приёмный сын М. Горького и генерал французской армии, в гражданскую войну был представителем Франции при адмирале Колчаке. Во все корзины предусмотрительно раскладывали яйца дальновидные устроители Русской Смуты.
Мы же никак не можем преодолеть враждебное отношение к своему прошлому – советскую враждебность к 1000-летней России до 1917 года, сегодняшнюю либеральную враждебность к 75 годам советской истории. Между тем давно пора признать, что всё это — наша единая и общая история, из которой невозможно вырвать ни чёрных, ни белых, ни красных страниц, ибо любое изъятие непоправимо искажает общую картину и тем самым наносит удар нравственному чувству народа, его стремлению к правде. А у нас все последние сто лет переписывают историю, кропают новые учебники. В итоге вчерашняя неправда заменяется неправдой сегодняшней. И конца этому не видно.
И не будет видно, пока мы не преодолеем раскола, пока не выучимся воспринимать в истории всё – плохое и хорошее, замечательное и ужасное, подлое и героическое — в совокупности, в нераздельном слиянии, понимая, что всё это – полотно, которое не разорвать, ибо оно ткалось вереницей бесконечных лет, переплетением судеб, жизней, поколений.
Из этого сплетения в конечном итоге возникли и мы. Можно, конечно, испытывать некое чувство превосходства, сродни известной нам «насмешки горькой обманутого сына над промотавшимся отцом».
Но следует помнить, что мы родились, чтобы не только пройти чуть дальше по дороге человечества, но и непременно сделать и свои собственные ошибки. И уже их сделали. Достаточно вспомнить только одну, но воистину огромную – случившееся при нас исчезновение великой страны.
Вот на какие, на первый взгляд далёкие от киносюжета мысли, наводит зрителя фильм, взявший с первых кадров пронзительную, высокую ноту искренности, сопереживания, любви.
После революционных бурь, взметнувших и искорёживших судьбы миллионов, настала иная пора – буден весёлого грохота великих строек. А потом подул ветер забвения. И тогда пришли люди, которые, как Александр Беляков, по велению души и сердца возвращают нам из небытия имена погибших и изгнанных и творят им христианское погребение, чего многие были лишены изначально, или чьи места упокоения за давностью лет сравнялись с землёй.
«Русский исход – это явление не чисто российское, это явление надмирное, это когда уходила часть души России, — говорит в фильме Михаил Чванов, сделавший в России, Болгарии, Сербии и Черногории так много для сбережения исторической памяти народа, для возвращения имён и погребений многих сынов Отечества. — Есть что-то важное, какая-то высшая воля, которая превратила простых изгнанников в посланцев части души России на весь мир. Они растворились постепенно в других народах, стали их частью. Это не просто беженцы и не просто эмигранты, не просто изгнанники. Мы, как сказал И. Бунин, «не в изгнании, мы в послании» как бы по Божьей воле, может быть, «просвещать другие народы, показывать им, что нельзя идти тем страшным путём, которым пошла Россия, сорвавшись в пропасть».
Виктор Линник
