Консервативная традиция русской мысли становится основой национальной идеологии, ее знаменем после речи Путина на Всемирном русском народном соборе. Откуда она пошла?
Иван Александрович Ильин, несомненно, привлёк Путина юридической строгостью своего мышления, убеждённостью в формуле «сила, основанная на праве» (эту же формулу Президент озвучил на ВРНС цитатой из Столыпина). Враг большевиков Ильин всегда был горячим защитником единства и неделимости России, в частности в украинском вопросе, и это тоже не могло не привлечь Президента, подчёркивающего, что именно большевистская «мина замедленного действия» привела к расколу России и русского народа в ХХ веке.
Для Николая Александровича Бердяева, постоянного оппонента Ильина, несмотря на все парадоксы и противоречия его идей, характерна была идея гибкого, динамического, творческого консерватизма, вера в жизненные силы России и русского народа, в великое историческое призвание России. Наибольшей популярностью пользуется его работа консервативного периода — «Философия неравенства».
Здесь уже нервничают либералы, которые привыкли считать Бердяева своим. Бердяев — самый популярный на Западе русский философ, и обращение к его наследию, помимо прочего, — это способ говорить с западной аудиторией на понятном для неё языке.
Федор Михайлович Достоевский — не только великий писатель и гуманист, подчеркнувший, что мировое благо не может покоиться даже на одной слезинке ребёнка. Достоевский ещё и острый политический мыслитель, убеждённый русский патриот, великодержавник, даже милитарист. Ибо только русский взгляд на мир может защитить детей от страдания.
Для Достоевского также характерна обострённая неприязнь к «бесам революции» и насильственным экспериментам по переделке человеческой души — а с этими вызовами Россия и мир сталкиваются снова и снова.
В последнее время Президент все чаще цитирует Николая Данилевского — человека, перевернувшего не только русскую, но и мировую общественную мысль введением принципа множественности цивилизаций. Именно оформленная Данилевским идея цивилизационного многообразия мира, неприемлемости гегемонии Запада, пытающегося выдать себя за единственную универсальную цивилизацию, лежит в основе идеологии многополярности, которую сегодня последовательно отстаивает Россия.
Наконец, Александр Исаевич Солженицын — русский мыслитель, с которым и Президент, и Патриарх были знакомы лично. Его имя, как и имя Ивана Ильина, вызывает приступы ярости у сторонников неокоммунистической идеологии. Однако главное, к чему в наследии Солженицына обращаются и Президент, и Патриарх, — это его суровая критика Запада, чей либерализм, как и коммунизм является лишь оборотной стороной монеты под названием «Просвещения» — попытки устроить жизнь человека без Бога, без традиции, с опорой прежде всего на материальное.
Именно Солженицын первым заговорил и о недопустимости для России признавать «беловежские границы» и поставил вопрос о возвращении Крыма. Он был тем «националистом в хорошем смысле слова», на идеях которого во многом сформировалась политическая программа современной России.
Важно то, что речь идёт о целостной традиции русской консервативной мысли. Ильин и Бердяев спорили друг с другом и оба восхищались Достоевским и Данилевским. Ильин и Солженицын ориентировались на политические идеи Столыпина.
Солженицын был страстным проповедником идей Данилевского и Ильина. То есть мысль наших политических и духовных лидеров находится внутри традиции русской консервативной мысли. И по факту эта традиция, обогащённая, конечно, и идеями славянофилов, Константина Леонтьева, многих других русских мыслителей, является национальной идеологией России, выработавшейся за столетия.
Никакой другой искусственной идеологии выдумывать для России не надо.
