Советский Ташкент: как я получил квартиру

Получить квартиру в СССР было не так просто. Это всегда была эпопея.

 -В начале 60-х годов я женился, мы с женой пару лет жили то у моих родителей, то у родителей Ани, мечтали о независимом существовании, но шансов на получение своей квартиры было невероятно мало. В Ташкенте тогда это очень большой проблемой.

И тут в ташкентском проектном институте «Узгипротяжпром», в котором я работал, мне предложили отдельное жилье. Это была удача!   

В профкоме института мне дали адрес. И вскоре мы с женой помчались, чтобы увидеть все своими глазами.

Жилье располагалось в Старом городе в районе Сибзара. Наш путь пролегал по узбекской «махалле» (тогда так назывались кварталы города с преимущественно коренным населением). Мы находились почти у цели своего похода, когда на нашем пути мы вдруг столкнулись с явлением, о котором мне до этого приходилось слышать, но с ним мне никогда до этого не довелось повстречаться.

На узкой улице мы увидели небольшой продовольственный магазин, у его открытой двери образовались две очереди: слева от двери была мужская, а справа — женская. Оказалось, что сюда завезли какой-то дефицит. Но самым удивительным для нас оказался фантастический порядок функционирования данных очередей.

Никто не лез в магазин без очереди. Вовнутрь магазина люди заходили по одному человеку: женщина получала свою порцию товара в коричневом мешочке из бумаги, выходила из магазина, после чего в этот продмаг заходил мужчина, получал свой мешочек, выходил, и затем туда заходила женщина. Все это происходило при абсолютном уважении обеих сторон друг к другу.

Зрелище восхитило меня и мою жену, поэтому мы с ней прониклись огромным уважением к обитателям данной махалли.

Мы нашли нужный нам двор и предлагаемое жилье. Это была очень небольшая квартирка, состоявшая из двух комнатушек по 6 квадратных метров и застекленной веранды площадью 8 квадратных метров в глинобитном доме дореволюционной постройки, почему-то называемом «байским».

Данная квартира абсолютно не имела никаких удобств (кроме электричества) и явно никогда не ремонтировалась. Двор, в котором нам предстояло в дальнейшем обосноваться, был довольно большим и многонациональным, в нем проживало немало семей.

После осмотра квартиры, мы с женой приняли решение дать согласие на ее получение (и на это решение частично повлияло наше восхищение порядком при функционировании очереди у продуктового магазина), хотя до переезда в нее мне с женой предстояло выполнить массу ремонтных работ, естественно, за свой счет.

Заняв деньги в кассе взаимопомощи нашего института, у родственников и друзей, мы почти сразу, с огромным энтузиазмом, принялись за дело.

В течение довольно длительного периода времени мы с Аней, после работы, а также в выходные дни, посвящали все свое свободное время, чтобы довести внутренний облик этой «развалюхи» до более или менее приличного состояния. Мы с ней своими руками проштробили стены и проложили в них скрытую проводку. Затем пригласили мастеров, и те заново оштукатурили стены и потолки, после чего сделали меловую побелку. Другие мастера перестелили деревянные полы, заменив часть прогнивших досок.

 Мои друзья Вадим Акульшин, Юрий Москаев и Михаил Михайлянц вместе со мной провели в застекленную веранду, ставшую кухней, водопровод. Данное эпохальное событие мы тут же, сразу после чрезвычайно успешного окончания монтажных работ, лихо отпраздновали.

Некоторое время спустя, нам на кухне установили газовую плиту и баллон со сжиженным пропан-бутаном. В конце концов, мы своими руками покрыли полы стойкой к истиранию «авиационной» краской, покрасили эмалью двери и окна, после чего я во всех комнатах смонтировал красивые ГДРовские светильники.

 Для «подписания акта о приемке проведенных нами работ», мы с Аней пригласили наших друзей. Высокое качество ремонта было подтверждено шампанским салютом и отличным ужином. Но соседи по двору отнеслись к нашему ремонту и, особенно, к его результатам явно неодобрительно.

Мы никак не могли понять, в чем тут дело. По мере того как мы с Аней начали налаживать с ними отношения, выяснилось, что никто из обитателей этого двора никогда не делал ремонтов в своих квартирах за свой счет, потому они находились в невероятно жалком состоянии. Но все семьи свято, стопроцентно, были уверены в том, что все это обязанность государства   в лице ЖАКТа (позднее — ЖЭКа).

 По этой причине наше рвение, с которым мы принялись за ремонт своего семейного «гнезда», было дворовому коллективу абсолютно неприятно и воспринято как своего рода противопоставление коллективному мнению, хотя нам об этом никто не решился сказать открыто.

ЖАКТ много лет кормил жителей этого двора «завтраками», отвечая на их многочисленные настоятельные письменные просьбы и требования о необходимости проведения ремонта в их квартирах, что такого рода работы запланированы на более поздние сроки («завтра, завтра, не сегодня!»).

В одно прекрасное утро мой мотороллер, стоявший под окном кухни, категорически отказался заводиться. Специалисты определили, что имела место своего рода диверсия: кто-то из соседей насыпал сахар в бензобак моего «железного коня».

Мы с Аней были единственной семьей в нашем многолюдном дворе, имевшей свое (весьма примитивное даже по тем временам!) транспортное средство, и единственной семьей, не пожелавшей жить в хлеву. Нам этого не простили. И это была первая в моей жизни серьезная встреча с человеческой завистью и с ее последствиями.

Со временем я даже догадался, кто это был, но, как говорится, «не пойман — не вор!».

После окончания всех ремонтных работ и доведения своего «гнезда» до зеркального блеска, мы с Аней расплатились со всеми долгами, и у нас потекла весьма счастливая жизнь. В конце 1964 года Аня родила дочь. В общем, все шло как надо. Но хорошо известно, что счастье не может продолжаться бесконечно долго.

25 апреля 1966 года мы решили навестить своих родителей. Аню с ребенком я отправил на такси на улицу Хамида Алимджана, а сам поехал на двухколесном «Росинанте» к себе на Жуковского. А ночь эта оказалась необычной: грянуло знаменитое ташкентское землетрясение. Квартиру моих родителей растрясло весьма серьезно, но никто из нас троих, к счастью, не пострадал.

Я тут же сел на «железного коня», поехал на квартиру родителей Ани. Там тоже никто не пострадал, да и повреждения квартиры были не столь значительными. Мы с женой сели на нашего «Росинанта» и поехали на Сибзар, в наше «семейное гнездо». Мы мчались по кратчайшему пути, через Алайский базар, а затем по улице Лахути. Тут мы увидели чрезвычайно серьезные последствия землетрясения. Почти у всех одноэтажных домов, фронтальные стены обрушились на тротуар, было видно, как в разрезе, внутреннее убранство квартир, в то время как все насмерть перепуганные горожане в одном исподнем белье, сгрудились на проезжей части улицы. Это было совершенно жуткое зрелище, чувствовалось, что именно где-то рядом и находился эпицентр произошедшего землетрясения.

В нашем дворе все оказались живы-здоровы, а вот наш «байский» дом пострадал до такой чудовищной степени, что о жизни здесь надо было забыть.

Вскоре соответствующая комиссия подписала акт, что дом восстановлению не подлежит, всем семьям выдали «гарантийные письма», в которых было обещано получение в скором будущем новых квартир. А мы трое вновь переехали к Аниным родителям.

Я с огромным скептицизмом отнесся к обещаниям «гарантийного письма», вспоминая тогдашние темпы строительства домов в Ташкенте. Но вскоре вся наша единая могучая страна пришла на помощь.

В город нескончаемым потоком стали прибывать поезда со всех концов Советского Союза со строителями, техникой и материалами. На глазах поднимались кварталы новых многоэтажек. И я поверил, что недалек тот счастливый день, когда и наша семья тоже «отоварит» свое гарантийное письмо.

К великому счастью, я не ошибся. Огромное спасибо за это нашей единой тогда стране!

Борис Пономарев