После вхождения Самарканда в состав Российской империи в городе возникла нужда… в тюрьме. Сегодня тут областная больница.
Место было выбрано на пустыре за пределами города, который в то время оканчивался на нынешней улице Махмуда Кашгари. Возведение тюремного корпуса началось в 1877-м и завершилось два года спустя по согласованию с самим императором. Уже в 1888-м приступили к строительству второго корпуса, который в следующем году принял первых арестантов. Тюрьма была окружена высоким забором, по углам находились сторожевые вышки.
Неподалеку от входа поставили два небольших флигеля. В одном из них находилась квартира начальника тюрьмы, а другой служил помещением для военного караула и надзирателей.
Корпуса для арестантов, имевшие свой отдельный двор, отделялись от остальных служебных помещений забором и воротами. Справа от первого корпуса находилась баня с примыкающей к ней прачечной. Вода для мытья и стирки в летнее время нагревалась солнечными лучами.
Пространство между корпусами составлял небольшой открытый дворик, разделенный стенами на четыре части. Он отводился для прогулок арестантов. В обеих корпусах имелись подвальные помещения, в которых располагался карцер и отхожие места.
Попасть на территорию тюрьмы можно было только через главный вход, массивные темно-зеленые ворота которого охранялись сменяемыми часовыми. В первом дворе справа от входа находились продовольственные и материальные склады, и здание администрации. Слева же располагался небольшой домик с маленьким двориком: здесь принимались передачи для заключенных.
Оба корпуса были рассчитаны на 150 арестантов, но в случае необходимости могли вместить и двести. Снаружи тюрьма освещалась четырьмя газовыми фонарями, внутри же нее использовались керосиновые лампы.
Двери камер запирались висячими замками, окна были заделаны металлическими решетками, состоявшими из семи продольных и шести поперечных прутьев и имевшими вентиляционные отверстия. Кровати для арестантов были деревянными. Поднимали заключенных в семь часов утра. После санитарных процедур – в восемь часов — они пили чай. Обедали с 11 до 12 часов, ужинали с пяти до шести. Арестантам ежедневно выдавали по два фунта хлеба и дважды в день их кормили горячей мясной пищей. Эту пищу и хлеб готовили и раздавали сами заключенные.
Несколько камер в корпусах отводились для политических заключенных.
Они имели свой стол и питались отдельно от уголовников, покупая себе заказанные продукты у начальника тюрьмы. Политические могли носить и собственную одежду.
Для прогулок заключенным отводилось время между завтраком и обедом, или между обедом и ужином. Первоначально, когда в тюрьме не было своей бани, арестантов дважды в месяц водили строем в городскую. Одежду, обувь и нижнее белье для арестантов и надзирателей шили в тюрьме: здесь имелись не только ткацкая, портняжная и сапожная, но также столярная, переплетная и шорная мастерские. Овощи для арестантов и на продажу выращивались ими же в тюремном парнике.
Некоторое представление о самаркандской тюрьме конца XIX века дают мемуары ученого и политического деятеля Сергея Мстиславского, который будучи студентом Петербургского университета и готовясь к научной карьере антрополога, совершил пять экспедиций в Среднюю Азию:
«…Врач областной самаркандской тюрьмы оказался антропологом — точнее, у него, при больнице, были антропологические инструменты, и я получил разрешение ими пользоваться. Я стал работать в тюрьме, «этнографический состав» которой был весьма разнообразен: там можно было найти представителей всех национальностей, вплоть до индусов и афганцев. Тюрьма поставлена была хорошо, помещения были чистыми, имелись мастерские, и начальник тюрьмы жаловался мне, что из-за «хорошей постановки» тюрьмы — она всегда бывает битком набита. Нищета туземцев приводит к тому, что они нарочно стараются попасть «на время» — на несколько месяцев-в заключение, чтобы пожить на казённый счёт и поработать в мастерских.
«Пойдёт, понимаете, негодяй на базар, стащит, у всех на глазах, нарочно в открытую дыню или лепёшку, засудят его за кражу на три месяца-полгода, он и рад. Есть такие, которые каждый год, как дело к зиме, проделывают эту “операцию”».
Этому можно было поверить, — нравы в тюрьме были, действительно, «патриархальные»: камеры больше походили на общежития — лица у «арестантов» были весёлые — при тогдашней каторжной жизни городской бедноты казённый паек и «кровля» хотя бы тюрьмы могли казаться «домом отдыха». Посетителей пропускали свободно — в иные дни тюремный двор походил на базар»…
Несколько позднее, на рубеже веков, в самаркандской тюрьме «для врачевания душ заблудших» появилась православная церковь, богослужение в которой проводилось по воскресным и праздничным дням. Однако в связи с отсутствием в штатном расписании должности священника тюремное начальство приглашало для этой цели батюшку из городской церкви с оплатой 30 рублей в месяц. Для молитв мусульманских арестантов было выделено соответствующее помещение, службу в котором проводили приглашенные муллы…
В настоящее время о тюремном прошлом областной больницы напоминают лишь некоторые фрагменты первых этажей двух лечебных корпусов.
Рубен НАЗАРЬЯН
