Детей мигрантов в российских школах становится всё больше, вплоть до половины в некоторых школах. Оценки их адаптации в России диаметрально противоположны.
Часть экспертов уверены, что, не умея толком говорить по-русски, узбекские дети будут тянуть назад весь класс. Другие, наоборот, ссылаются на данные опросов, где среди приезжих ребят наибольший процент отличников. Всё правильно: результат зависит от подхода в каждом конкретном случае.
В 2014 г. НИЦ «Регион» изучал адаптацию детей мигрантов в общеобразовательных учреждениях страны. Проанализировав успеваемость 1200 школьников в Петербурге, учёные выяснили: 25% отличников и хорошистов оказалось среди учеников, приехавших в Питер из других городов России.
Дети внешних мигрантов, в основном из стран СНГ, идут вторыми по успеваемости – 20% из них учатся на четыре и пять.
Самые высокие оценки по дневнику оказались у выходцев из Казахстана. Причём дети мигрантов считают, что домашнюю работу, работу на уроке и контрольные необходимо писать самостоятельно, для того чтобы учиться хорошо. Тогда как треть местных школьников уверены, что получить хорошие оценки можно и списывая у товарища по парте.
В то же время исследование Института открытого образования показало, что в московских школах учится около 70 тыс. детей мигрантов, более трети которых не говорят по-русски. И у властей не всегда хватает ресурсов, чтобы обеспечить эту армию квалифицированными преподавателями. Как следствие – в столице большой разброс данных по количеству школ, где преподают русский язык как иностранный: от 100 до 400.
Ещё важный момент: пока далеко не все мигранты отдают своих детей в российские школы. У кого-то они сидят с бабушками в родном кишлаке, а у кого-то – просто дома.
В Петербурге, например, даже по официальной статистике, около 180 тыс. мигрантов, а в школы и детсады ходит менее 10 тыс. их детей. Причём в первых классах смуглых лиц в разы больше, чем в десятых, что ясно подсказывает специалистам будущие тенденции.
– Что будет, когда их родители пустят корни, когда они уже не будут просто чернорабочими? – спрашивает психолог Людмила Крапухина. – Ведь уже сейчас школьная система явно не готова к наплыву иноязычных детей. Власти открывают какие-то курсы, но в большинстве из них группы по 20 детей и всего 40 часов за полгода. И после этого предлагают читать Пушкина?! Даже начальный курс английского в платных школах рассчитан на 120 часов – и то при условии, что люди закончили 10 классов. А мы же видим, как россияне общаются на английском за рубежом.
Во многих городах Европы и Америки ситуация не похожа на российскую: там приезжие селятся в определённых частях города. Есть китайские или мексиканские районы, где властям проще учитывать этническую специфику. В России гетто отсутствуют, а курсы обучения русскому языку в школах чаще всего живут за счёт энтузиазма волонтёров.
Именно по просьбе общественной организации в Питере ещё в 2008 г. разработали букварь для цыган. Власти его поначалу не оценили: ведь статистика никакого «наплыва» не показывала. Если папа-туркмен и мама-узбечка, вчера получившие российское гражданство, привезли с Памира своего пятилетнего сына, по документам ребёнок запросто может числиться русским.
– Дети мигрантов привыкли бороться, для них школа – это Эверест, который нужно покорить, – рассказывает педагог Ирина Болтнева из Нижнего Новгорода. – Если надо, они будут заниматься до трёх часов ночи, их родители никогда не отказываются нести общественную нагрузку. Неудивительно, что многие выбиваются в лидеры класса по учёбе. Они привыкли в жизни бороться и добиваться результата, в то время как коренные жители больше сосредоточены на развлечениях. Эти настроения впитывают дети. У меня был ученик-узбек, который писал по-русски лучше всех в классе.
Хотя детям мигрантов бывает очень сложно справиться с русской фонетикой.
Например, в грузинском и ряде тюркских языков нет мягких согласных, как у нас. Поэтому каждое занятие по изучению новой буквы должно начинаться со звуковой разминки. Это может вызвать смех и недовольство остальных? Но школьные учителя, в отличие от кабинетных учёных, не склонны преувеличивать масштабы конфликтов на национальной почве между детьми.
– Ребята обычно ссорятся из-за любви, авторитета или невыполненных обязательств, – говорит учительница русского языка Вера Дадонова. – На этом этапе могут прозвучать оскорбления по национальному признаку. Если ребят помирить, они через пять минут будут ходить в обнимку. Но некоторые специалисты хотят сделать из мелких ссор показатели роста подросткового экстремизма.
В одну из школ Петербурга, где многие парни постарше брили головы и кричали «Слава России!», на урок мира пригласили африканских студентов из соседнего общежития. Те принесли национальные музыкальные инструменты и устроили шоу. В итоге весь класс с ними танцевал и обнимался.
В другой школе новенький семиклассник-казах пригласил весь класс в гости в первый же день. Он вовсе не играл им на кобызе и не устраивал чайных церемоний. Но одноклассники увидели, что он современный парень, поскольку слушает Слепакова и Басту, но чуть-чуть другой, поскольку у него три сестры и брат, а обедает вся семья на ковре в гостиной.
– Русские, грузины, украинцы, евреи, татары чаще всего общаются на основе общих интересов: футбола, скейтбординга, компьютера, – рассказывает социолог Сергей Прозоров. – Кавказским девушкам часто интересны русские парни и наоборот. Если не запираться в своём культурном типе, любой социум примет вас без сложных культурологических построений. Особенно если вы непосредственны, как дети.
