Большим концертом отметил свое 60-летие в ташкентском Дворце «Туркестан» народный артист Узбекистана Мансур Ташматов. Его популярность началась в 1978-ом году со Всесоюзного телеконкурса “С песней по жизни…” . Тогда он спел знаменитые «Русские березы».
Песня, кстати, была написана ташкентским композитором Евгением Ширяевым на слова Талгата Нигматуллина.
Вскоре с этим же хитом Ташматов становится лауреатом престижного Международного конкурса «Золотой Орфей» в Болгарии.
И на этот раз узбекский Синатра собрал полный зал. Сцена была завалена цветами.
В интервью прославленный артист рассказал о себе о своих пристрастиях.
– Мансур Ганиджанович , в одном из ваших интервью вы сказали, что к джазу надо подходить в определенном возрасте. Почему?
– Потому что джаз – это прежде всего свобода. Когда ты молод и неопытен, часто боишься ошибиться. Просчитываешь такты и ритм, словом осторожничаешь. А с возрастом, когда ты уже знаешь все «от и до» и можешь логически предугадать по мелодике и ритму, что последует дальше, ты более свободен.
– Так опыт нужен музыкальный, а не житейский, как мне показалось?
– Да, я имел ввиду музыкальный опыт. Хотя, как мне кажется, с возрастом многие начинают воспринимать джаз вне зависимости от того, имеют они музыкальное образование или нет. И эту музыку не обязательно понимать в академическом смысле, она либо нравится, либо нет.
Далеко за примерами ходить не надо. В свое время я прошел через увлечение тяжелыми направлениями рок-музыки. Перепевал композиции таких монстров рок-музыки, как «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Pink Floyd». Тогда я не представлял, что может быть что-то лучше или интереснее этого направления. Но когда познакомился с афроамериканской музыкой, другая для меня просто перестала существовать. Потом был Фрэнк Синатра. Быть может, к нему я пришел и поздно, но мне кажется – вовремя. Синатра требует осмысления и «взрослого» взгляда на жизнь и музыку. Знакомство с ним открыло мне многое, поэтому он для меня в некотором роде поводырь. Это не значит, что я слушаю только Синатру, мне нравится церковный негритянский госпел. Считаю, что неплохо разбираюсь и в классической опере, и одно из моих главных предпочтений -Джакомо Пуччини.
– Можно ли сказать, что вы всеядны, или все-таки есть музыкальный жанр, который вам не нравится?
– Пожалуй, это попса. Я за коммерческую музыку, но только в том случае, когда это искусство: и в визуальном, и в музыкальном отношении. Когда это живая и богато аранжированная музыка. Как здесь не вспомнить знаменитых «Битлз», у который каждая песня – и уникальное музыкальное произведение, и одновременно шлягер.
Скорее, я противник нынешней поп-индустрии, как российской, так и нашей. Хотя сегодняшняя тенденция оглупления и упрощения песенного жанра существует во всем мире. Я недавно побывал в Болгарии и там слышал много поп-музыки, которая на первый взгляд кажется национальной, но с большой примесью «соседской». Она похожа и на ту, которую исполняют некоторые наши исполнители, они заимствуют турецкие или индийские мелодии. Разница лишь в том, что текст на узбекском языке, да с десятком рефренов типа «я тебя люблю». В итоге получается музыка для пьяных застолий, музыка, которую на трезвую голову воспринять невозможно.
Говоря о своих музыкальных пристрастиях, Ташматов несколько раз подчеркнул свои космополитические взгляды. Он знает несколько иностранных языков, поет песни разных народов и подчеркивает свои истинно узбекские корни.
– Может, это пришло с возрастом, но я все чаще хочу слушать нашу узбекскую народную музыку. У нас богатое культурное и музыкальное наследие. Достаточно вспомнить маком, шош-маком, лаппар, ашуля мусика. Когда прилетаю в Ташкент ранним утром, первым делом включаю радио и слушаю звуки нашей земли.
Мне обидно, что народная музыка звучит только на радиостанции «Машъал», и то ранним утром, потому что в пять утра ее вряд ли услышит молодежь. А все остальное время забито попсой. Эта музыка должна звучать чаще, иначе мы начнем забывать свои корни. Это опасная тенденция. Молодежь надо воспитывать на народной музыке, на стихах Алишера Навои и Бобура. Я вырос на этих произведениях, и мне хочется, чтобы мои дети и внуки были культурно развиты и знали историю и литературу Узбекистана. Чтобы они гордились своими традициями и культурой. Каждая эпоха базируется на общем фундаменте, и этот фундамент нельзя забывать.
– Вам, несомненно, повезло, вы из музыкальной семьи и с детства вам прививали вкус к хорошей музыке…
– Мне часто говорят, что все исходило из семьи, мол, гены выстрелили.
Но, позвольте, мои гены выстрелили в другую сторону, мой отец вовсе не занимался джазом. Он был одним из создателей ансамбля дутаристок и первого музыкально-драматического театра в Узбекистане. Более того, был не очень доволен моим выбором. Он говорил: «Этим голосом надо катта ашуля петь, а ты что поешь?» Или когда я «заболел» Стиви Уандером, он тоже удивился и спросил меня: «Сынок, с каких это пор ты увлекся татарской музыкой?» В афроамериканской музыке, как в некоторой восточной, и в частности татарской, много пентатоники и всевозможных форшлагов.
– Нынешнюю эстраду отличает заигрывание с публикой, и иногда в ущерб собственному имиджу. Мансур Ганиджанович, как вы думаете, с чем это связано?
– Я думаю, что за этим заигрыванием стоят чаще всего страх перед своей неопытностью и какие-то привнесенные штампы. Мне тоже не нравится, когда артист с эстрады обращается с шаблонными фразочками типа: «не слышу вас», «не вижу ваших рук», «а где аплодисменты?»
У меня на этот счет давно выработанная позиция. Зритель не обязан тебе аплодировать. Выходи на сцену и делай то, что ты можешь, и по возможности – делай хорошо. А уж что ты заслужил, то и получишь.
А о себе я могу сказать, что очень благодарен судьбе. Все эти годы выступаю и востребован. Хотя, если бы я не старался, то все могло бы сложиться иначе. Я должен вам признаться, что до сих пор выхожу на сцену, как на конкурс.
Инна АККЕРМАНЦЕВА
