18:32 12.03.2019

Русский реверс для Узбекистана

Что заставило русских уехать из Узбекистана и могут ли они вернуться? Об этом рассуждает бывший ташкентский, а ныне московский журналист.

Возможно, я несколько опережаю события, но тенденция, как мне кажется, уже просматривается достаточно отчётливо — тема русских в Узбекистане сейчас снова становится актуальной. Предлагаю некоторые свои соображения на этот счёт, быть может, они чему-то помогут и что-то объяснят.

Для начала вспомним недавнее прошлое.

До распада СССР в УзССР проживало около 1 миллиона 700 этнических русских и ещё около 1 миллиона тех, кого можно к русским, с известной долей приближения, отнести — украинцев, белорусов, болгар и так далее. Все эти люди говорили по-русски, старшее поколение узбекского в массе своей не знало или знало слабо но было, несмотря на это, глубоко и прочно интегрировано в политическую жизнь и экономический уклад Узбекистана. Невостребованных не было.

Подавляющее большинство этих людей были коренными узбекистанцами во втором, третьем и даже четвёртом (как автор этих строк, например) поколении, вновь приехавших было ничтожно мало. Родившиеся же в Узбекистане поколения отличались тем, что уже неплохо говорили по-узбекски, в большинстве своём получили образование в вузах Ташкента и Самарканда, тут же нашли работу по специальности и завело семьи, довольно часто смешанные. Никто из этих людей Россию родиной не считал, в качестве цели переезда не рассматривал. Единичные случаи переезда были, но тенденцией в то время они не стали — русские Узбекистана совершенно комфортно чувствовали себя в том обществе, хорошо видели своё будущее и будущее своих детей.

После распада СССР и провозглашения Узбекистаном государственной независимости русских не объявили «негражданами» и «нежелательными поселенцами», не лишали на законодательном уровне избирательного права — как в Прибалтике. Не поджигали домов, не отнимали имущество, не издевались и не угрожали убийством — как в Таджикистане. Не организовывали откровенные этнические чистки и не увольняли массово с работы для «освобождения мест национальным кадрам» — как в Грузии и Азербайджане. Не принимали законов о запрете русского языка, не закрывали в принудительном порядке русские школы, русские СМИ и православные церкви — как сегодня на Украине.

Не знаю, чего тут больше — тысячелетней мудрости, миролюбия и терпимости узбекского народа или трезвого подхода тогдашних властей Узбекистана — вероятно, и то, и другое сказалось, но ничего этого не было. А если и были отдельные единичные попытки некоторых одиозных персонажей разыграть националистическую партию, то были они жёстко и эффективно задавлены в зародыше властями.

Узбекистанские русские, таким образом, не хлебнули ни дискриминации, ни унижений, ни лишений, ни поражения в правах. И тем не менее, русские уехали из Узбекистана — из более, чем 2 миллионов человек на сегодняшний день в стране осталось немногим более 550 тысяч, причём, это, главным образом, пожилые люди, которым уезжать было либо некуда, либо поздно.

Что же произошло?

Если припомнить вышедший ныне из моды диалектический материализм, утверждавший, что базисом и фундаментом любого общества всегда является экономика, то это становится понятным. Во времена СССР в Узбекистане было ярко выражено, так сказать, национально-историческое разделение труда (да простят мне этот не особо изящный термин). Если отрасли, связанные с сельским хозяйством, культурой, музыкой, медициной, общественно значимыми институтами вроде МВД и органами власти, в особенности, на местных уровнях, были представлены почти всегда и почти полностью узбеками, то русские Узбекистана исторически занимали прочную позицию кадровой основы индустриального кластера Узбекистана. Более того, они составляли абсолютное, подавляющее большинство инженерного корпуса, индустриальных рабочих, техников и вообще всего людского контингента республики, занятого в сфере реального производства, прежде всего, тяжёлой индустрии — машиностроения, химической промышленности, самолётостроения, строительства и так далее.

Такое положение вещей никого не удивляло, никому не создавало проблем или неудобств и вполне всех устраивало. Это была данность, к которой все относились, как к чему-то априори существующему — вроде ежедневного восхода солнца или того неоспоримого факта, что вода тушит огонь. Так оно сложилось, и надо сказать, что такая ситуации была даже для СССР уникальной — хотя бы по масштабам, поскольку самая многочисленная русская диаспора за пределами РСФСР жила, после Казахстана, именно в Узбекистане. Именно эта уникальность, как ни странно, и стала впоследствии основной причиной массового отъезда русских.

Если теперь посмотреть на динамику оттока русского населения, то можно увидеть, что наибольшая её интенсивность пришлась на период с 1996 по 2012 годы, а вовсе не на период с 1991, то, есть, сразу после провозглашения Узбекистаном независимости, как можно было бы ожидать на первый взгляд. Но почему? А вот почему.

Как раз к этому времени были окончательно разрушены промышленно-экономические связи, существовавшие много лет. Предприятия промышленности Узбекистана столкнулись, с одной стороны, с невозможностью получать в достаточном количестве комплектующие и необходимое сырьё от традиционных партнёров, превратившихся теперь в иностранных поставщиков со всеми вытекающими — таможенная очистка, декларации, новая дорогая логистика и прочие совершенно объективные для практики международной торговли реалии, а, с другой стороны, возникла не менее серьёзная проблема сбыта узбекистанской продукции, поскольку традиционные партнёры, также ставшие независимыми и суверенными, начали активно защищать свои рынки — вплоть до откровенного протекционизма и откровенно запретительных пошлин. Иными словами, недавние внутрисоюзные экономические связи превратились в международные и межгосударственные.

Не замедливший последовать результат был катастрофическим. Один за другим в довольно краткие сроки, прямо на глазах, стали валиться, казавшиеся ещё вчера незыблемыми, гиганты мощной на тот период индустрии Узбекистана. Потери были очень тяжёлыми, исчезали в никуда не просто предприятия, а целые отрасли — самолётостроение, двигателестроение, микроэлектроника и радиоэлектроника, алмазное производство (к слову, уникальное, не имевшее аналогов в СССР), химия глубокой переработки, в разы и порядки сократилась горная металлургия и электрохимическая отрасль, сельскохозяйственное машиностроение и смежные кластеры.

Нельзя сказать, что власти ничего не предпринимали и лишь пассивно наблюдали за процессами — правительство Узбекистана пыталось как-то демпфировать сокрушительный удар по индустриальным основам страны, хотя бы до некоторой степени ослабить его воздействие путём создания небольших новых относительно современных производств, вроде сборки импортных автомобилей и модернизации текстильной промышленности, но инвестиций явно не хватало, это была капля в море. И в этих прописанных течением времени и событий невесёлых координатах самой экономически и социально уязвимой составной частью населения страны оказались как раз русские.

Именно они вследствие разрушения индустриальной базы Узбекистана в короткие сроки потеряли практически всё: работу, перспективы на будущее, средства к существованию, социальный статус, а самое главное, стало совершенно непонятно, а что же будет с детьми. У них, по всему выходило, вообще никакого будущего теперь не было. То есть, русские Узбекистана без всяких притеснений и дискриминации по национальному признаку, просто на ровном месте, оказались деклассированными люмпенами без каких-либо надежд на изменение ситуации в обозримом будущем.

Самое же неприятное в этой ситуации являлось то, что она была совершенно объективной, не зависящей от чьей-либо злой воли, а, следовательно, безвыходной. Во всяком случае, такой она выглядела. И такой именно она бы и была, и к каким последствиям могла привести — можно только предполагать.

Однако и тут вмешалось объективное течение жизни. Примерно в это же время, сразу после кризиса 1998 года в России стала меняться внутренняя ситуации. Ещё впереди была 2-я чеченская война, ещё В.В. Путин был не президентом РФ, а премьером, ещё Россия не пришла в себя после краткого разрушительного владычества безумных любителей западной демократии, но уже пошли в рост мировые цены на нефть, газ, золото и сталь, благодарю чему тенденция к восстановлению индустриального потенциала страны стала уже вырисовываться.

Россия получила доступ к международным источникам инвестиций и обрела собственный инвестиционный ресурс. Одно за другим стали создаваться новые предприятия и серьёзно расширяться, и модернизироваться уже существующие. Вследствие этого России начался всеобъемлющий кадровый дефицит, охвативший все без исключения отрасли — от нефтехимии до тяжёлого машиностроения и от оборонной промышленности до сельского хозяйства. Россия стала лихорадочно искать необходимый кадровый ресурс, причём ресурс уже готовый — учить молодёжь и ждать, пока она наберётся профессионального опыта, времени не было. И он был найден — русская диаспора Узбекистана — многочисленная, образованная, состоявшаяся профессионально и, — какая удача, — безработная, а потому совершенно нетребовательная ни к уровню зарплаты, ни к качеству жизни в целом.

Вот к этому ресурсу Россия тогда и обратилась, причём, это не оговорка — обратилась именно как к ресурсу, необходимому государству для его кадровых потребностей, а не как к людям. Собственно, это неудивительно: рассматривать людей, в качестве ресурса — для военных ли целей, для гражданских ли, для каких-то ещё прочих — вполне в традициях России. Там вообще человека, как личность, изучают редко. Но не о том сейчас и здесь речь.

Призыв далёкой северной родины, которая, строго говоря, родиной не была, предлагавшей главное — работу по специальности на выбор, а значит и соответствующий социальный статус, к которому прилагалась достойная жизнь для себя и детей, был услышан. Русские Узбекистана поехали в Россию — сначала поодиночке, на разведку, а потом уже и организовано, десятками и сотнями тысяч. Отсутствие языкового барьера, хорошее образование и успешный опыт работы по специальности — спасибо, кстати, Узбекистану — помогли хорошо устроиться и достичь довольно высоких позиций в России.

Чем больше расширялся сектор реального производства в РФ, тем больше нарастал вал уезжающих из Узбекистана, который ничего не предпринимал для их удержания, пика он достиг в 2010-2013годах, когда в общей сложности в Россию переехало на постоянное жительство около 1 миллиона 350 тысяч русских узбекистанцев, то есть, свыше 75% от общей численности. Свидетельствую: подавляющее большинство русских из Узбекистана устроены очень хорошо и добились многого. Разумеется, Россия — далеко не рай на Земле, это северная страна с суровым климатом и не менее суровым жёстким населением, там неудачников не любят и не жалеют, но были и неудачники. Были. Но — единицы.

В массе своей русские узбекистанцы вполне успешны. Справедливости ради следует вспомнить, что не все русские, уехавшие из Узбекистана, осели в России — кто-то поехал и на запад. Но это весьма незначительный процент, я полагаю, им можно пренебречь.

Итогом этого, так сказать, исхода русских стала ещё более глубокая деиндустриализация Узбекистана и новые кадровые и производственные потери. Классический замкнутый круг: нет работы — уехали профессионалы туда, где работа есть. Уехали профессионалы — сократилось производство — сократилось производство — нет работы. И выхода нет. Или всё же есть?

Давайте посмотрим, тем более, что посмотреть есть, на что.

Но сначала, предваряя соображения о текущем положении дел, несколько слов о вопросе, который, как я понял, весьма интересует всех узбекистанцев, с кем довелось общаться, вне зависимости от рода их деятельности — от водителей такси до коллег-телевизионщиков.

«Не жалеете, что уехали?». Да как сказать? — наверное, нет, не жалеем. Мы уехали вынужденно и совершенно не люди тому причиной, а, как было показано выше, единственно ход событий и объективные обстоятельства того времени. Не было у нас тогда иного выхода, никаких других вариантов время не предложило.

Да и поздно нам жалеть: жизнь, в целом и большей частью прошла в России, там родились и выросли наши дети, которые уже настоящие россияне и совершенно, исчерпывающе русские; в отличие от нас, для них Узбекистан — это такая далёкая жаркая экзотическая страна, вроде Египта или Испании. Кстати, Египет и Испания им понятнее и ближе, потому что туда они неоднократно ездили, а в Узбекистан — нет. Но то они. А нам, русским из Узбекистана никуда не деть памяти детства и юности, никуда не уйти от могил отцов, дедов и прадедов на кладбищах городов Узбекистана и никогда ничего прошедшего не забыть. То есть, не о сожалении тут речь — о памяти, а память штука стойкая, длительная и зачастую совершенно безжалостная и бескомпромиссная.

Надо отметить, что мой взгляд на события, о которых речь — это всё ж таки взгляд иностранца, я слишком долго прожил в России, чтобы оценивать видимое с иных позиций. Но, быть может, именно такой взгляд и имеет смысл и именно своей отстранённостью он и интересен для узбекистанцев. Иногда бывает любопытно узнать, как видят тебя со стороны. Что же видно с этой самой стороны, возвращаюсь к текущему моменту? Видны новые тенденции и новые перспективы, которых не только не существовало, скажем, три-четыре года тому назад, но которые даже и предполагать было трудно.

Нынешнее новое руководство Узбекистана коренным образом пересмотрело подходы решительно во всех областях — от экономики до политики, от международной практики до внутренних решений. И, с моей скромной точки зрения, все без исключения начинания последних лет носят исключительно верный и дальновидный характер и обернутся в будущем, причём в недальнем, серьёзными бонусами для страны.

Резкий и решительный курс на всеобъемлющее сотрудничество с Россией привёл уже теперь к существенному росту российских инвестиций как раз в тем сферы, в которых Узбекистан остро нуждается и которые серьёзно пострадали в недавнем прошлом — нефтехимия и энергетика. Россия автоматически стала крупнейшим иностранным инвестором в экономику и индустрию страны.

Проекты газового терминала-комплекса глубокой переработки и атомного энергоузла, осуществление которых уже ведётся, впечатляют масштабами даже по мировым меркам. Перспективные проекты, соглашения о которых уже подписаны и теперь готовятся к реализации — в областях машиностроения, цифровой связи, телевидения и органической химии обещают стать наиболее крупными на всей территории бывшего СССР. объявленные программы подготовки инженерных кадров вернут возможность тысячам узбекистанцев получить образование в России по наиболее необходимым для страны специальностям, среди которых атомная энергетика, фундаментальная химия и информатика в числе особо приоритетных.

Выбор направлений развития безошибочен, именно указанные отрасли всегда влекут за собою мультипликативный эффект в смежных производствах и расширяют производственные и экономические связи по горизонтали. Это весьма обнадёживает и радует. И не только это.

Сейчас события, похоже, описали круг и теперь уже Узбекистан, начинающий крупномасштабное восстановление индустриальной базы, столкнулся с серьёзной нехваткой кадров инженерно-технического персонала. Проблема налицо, она состоит ещё и в том, что в последние примерно 20 лет молодёжь в Узбекистане не особо-то хотела поступать в технические вузы и изучать непонятные железки, а рвалась в юристы-экономисты-менеджеры. Итог понятен: юристов и начальников море, а отремонтировать компьютер некому. Вот и ещё один кадровый провал во времени. Кстати, в этом Узбекистан и Россия похожи, подобная проблема имеет место быть и там.

В общем, Узбекистану в самое ближайшее время потребуются инженерные кадры, своих, существующих, на все проекты совершенно точно не хватит. И вот тут можно, на мой взгляд, включить своеобразный реверс. Далеко не все, но значительная часть русских, когда-то уехавших, могли бы вернуться и это было бы для страны, я думаю, весьма полезно.

Это профессиональный ресурс очень высокого качества, с огромным опытом работы и ответственности, а учитываю происхождение и знание местных реалий, таким людям не составит особого усилий вписаться в нынешнюю жизнь Узбекистана, благо, она кардинально не изменилась. А если и изменилась, то в лучшую сторону, что стороннему глазу весьма заметно.

Маловероятно, что работой в российско-узбекистанских проектах заинтересуется российская молодёжь — молодые ориентированы либо на работу в России, либо на попытку самореализации на Западе. Но вот те, кто в Узбекистане родился и вырос и кому сейчас в диапазоне от 45 до 60 лет, вполне могут рассмотреть такую вероятность.

И вообще. Если есть узбекские трудовые мигранты в России, то почему бы не быть русским трудовым мигрантам в Узбекистане? Насколько масштабным мог бы быть такой процесс — не возьмусь судить. Какие формы он мог бы принять — тоже не думал. Но предпосылки этого я уже замечаю, хотя, как уже оговорился вначале, возможно и несколько опережаю события.

Сейчас время спрессовано, летит оно быстро.

Поживём — увидим.

Андрей Кружилин, Москва.

Подписывайтесь на канал Вести.UZ в Telegram