Массированная атака на фильм «Утомленные солнцем 2: Цитадель» началась на второй день после его премьеры. Прошел почти месяц, а поток публикаций не ослабевает. Подавляющее большинство выступлений – критические. О самом фильме, к сожалению, говорится мало и плохо, зато о самом Михалкове – много, но еще хуже.
Массированная атака на фильм «Утомленные солнцем 2: Цитадель» нач
алась на второй день после его премьеры. Прошел почти месяц, а поток публикаций не ослабевает. Подавляющее большинство выступлений – критические. О самом фильме, к сожалению, говорится мало и плохо, зато о самом Михалкове – много, но еще хуже.
Впечатление такое, будто вся журналистская рать, пользуясь случаем, решила бросить в Михалкова как можно больше камней. Поговорка «Только ленивый не …» здесь не подходит: даже ленивый метит угодить в художника булыжником покрупнее, пока интерес к теме не пропал.
Критики сбились в стаю и топчутся, топчутся на одних и тех же «киногектарах». И скопом набрасываются на многоплановый эпизод с комариком, которого иногда, кощунствуя, называют «православным». Ну, не бывает, мол, так, не бывает, чтобы комар да жизнь солдату спас. Да и мышка, которая «бежала, хвостиком махнула, крепость и рухнула», тоже из разряда сплошных вымыслов. В одной рецензии написано:
«На этот раз Никита Сергеевич и с природой договорился: у него в ополчение вступают мышь, комар и паук, последовательно спасающие русских солдат и сражающиеся с немецкими снайперами».
Может, и договорился, кто знает… Удалось мне как-то поработать в центральном историческом архиве Германии. И попался в руки прелюбопытнейший документ: приказ Гитлера от 1942 г. о предании суду командира полевой дивизии, дислоцировавшейся на Украине. Вина немецкого генерала заключалась в том, что «украинские» мыши сгрызли оплетку с телефонных кабелей, и дивизия лишилась проводной связи. Иными словами, потеряла боеготовность.
Такие вот «патриотические» мышки были во время той войны: не цитадель – целое соединение сокрушили. Да и паучок – тоже заслуживает уважения.
Людям не военным трудно понять, как паучок стрельбе из пулемета помешал настолько, что немецкий солдат паучка того с глаз побыстрее убрать захотел. А немец вальяжный, прямо-таки шикарный бюргер. Типаж. Он не воюет – он работает на войне пулеметчиком. Устраивается с комфортом. Немножко пострелял – немножко поубивал, кофейку с устатку попил, патефончик послушал и снова за свое расстрельное дело.
И бесстрашен до умопомрачения, вражина, поскольку укрылся за толстенным бетоном. Такие сооружения, построенные на века войны, по сей день поганят многие русские поля отгоревших сражений. Но тут бюргеру в погонах паучок перекрыл сектор обстрела, и ни Scheiße в оптическом прицеле не стало видно. Качество работы, следовательно, до нуля снижается, а немецкое качество во всем мире славится.
И столько презрения было у этого немчика к русским унтерменшам (недочеловекам), что для устранения помехи высунулся он в амбразуру как в форточку собственного дома. И тут же пулю схлопотал. Не от «солдата-чукчи», как презрительно написали некоторые рецензенты, а от снайпера-красноармейца. А в снайперы охотно брали эвенков, манси, ханты, чукчей – представителей всего числом до 40 северных коренных народов. Они с детства умели бить и нерпу, и белку в глаз.
Нанаец Максим Пассар, к примеру, только в Сталинградской битве уничтожил почти 300 фашистов. Явно на такого охотника и бюргер-пулеметчик нарвался. Ну, а последующие события фильма вплоть до самоподрыва крепости – всего лишь производные от меткого выстрела. «Произведения искусства обладают магическим свойством: они могут либо убедить в реальности невозможного и разуверить в абсолютно реальном», – хотя и коряво, но вот так справедливо заметил один из критиков.
От чего ж отталкиваться, чтобы невозможное от реального отличить? От правды жизни отличить, точнее – от правды войны. О ней родимой, об этой окопно-портяночной правде, паркетные критиканы даже не догадываются. И особо не напрягаются. Михаила Кульчицкого, что ли, почитали бы. Помните? Потому цитирую: «Война – совсем не фейерверк,//а просто – трудная работа,//когда,//черна от пота,//вверх//скользит по пахоте пехота».
И в кадрах – грязные-прегрязные руки с обломанными ногтями. Грязная щетина на небритых лицах. Усталые глаза. И – тоска. Глубинная, эдакая исконно русская – не безнадежная.
Но в фильме и намека нет на то, что штрафники выиграли войну, как написали некоторые. Они в этой, обреченной на смерть, роте люди временные, дай Бог только в бою уцелеть. Грязь вокруг них – всюду, но души-то светлые, чистые.
К грязи на войне привыкают быстро. Ее перестают замечать даже аристократы, вроде бывшего «беляка», дослужившегося до полковника-энкавэдешника. Как только свистнет пуля у виска – так к земле жмешься, где грань между жизнью и смертью начинаешь ощущать настолько явственно, что, кажется, руками можешь коснуться этого порога на пути к вечности.
И просто невозможно, убеждены рецензенты, чтобы советского офицера боялись советские же солдаты. А полковник НКВД для штрафников и не советский вовсе, он – над всем и над всеми, он и определяет тот самый порог, за которым начинается бесконечность, а далее – кому позор, а кому бессмертие. А жить всем хочется. И фильм-то не о смерти – о торжестве жизни это кино.
Для жениха в отчаянно пьяной свадьбе, на которую случайно попадает главный герой, война закончилась. Он – калека безногий, униженный, но не растоптанный. А что судьба уготовила остальным гостям? И веселятся они от великого вселенского горя. Плачет душа, страдает. Иссохла она, истончилась, износилась до срока. И на любой войне пьют потому много.
Во всех армиях мира. Кто только положенные «наркомовские сто грамм» каждый день, а кто неделю копит, а потом одним махом пол-литра и «примет». Были такие, что и спились на фронте. Но кто больше всех пьет, тот быстрее и погибает. Здесь каждый решает сам. И пьяный генерал, увы, на войне не редкость. Такой самодур, как показан в кино, – тоже.
Но образ этот – далеко не типический, хотя и в типических обстоятельствах. Скорее, киношный генерал – жалкое исключение. Но и от таких тоже зависели жизни и рядовых, и полковников. И его приказ никто не имеет права отменить, даже если этот приказ совершенно бессмысленен, бесчеловечен, просто-напросто дурацкий.
А кто попытается это сделать – тому, прежде всего, и грозит трибунал. Только вышестоящий начальник – в кино, скажем, это мог быть командир корпуса или командарм, вправе наложить запрет на не подготовленную атаку. Но штрафников никто не жалел! И где командарм, к которому допустят, чтобы на комдива пожаловаться?
В общем, господа рецензенты, учите устав! Чтобы писать о войне, подробно разбирая каждый боевой эпизод, надо хотя бы постоять рядом с войной. Не в театре, конечно, даже если это театр Российской армии.
Автор одной уважаемой газеты написал: «Здесь, в окопах 43-года, все и всё, как в 41-м. Простой русский солдат в «Цитадели» предстал таким же пушечным мясом, как и в «Предстоянии», – несчастным, безропотным, гонимым в бессмысленный бой такими же безропотными младшими командирами – отступать некуда, позади заградотряды».
Да, загранотряды были до осени 1944 г. А обязанность младшего командира, как и любого другого подчиненного, приказ начальника не обсуждать, а выполнять беспрекословно, точно и в срок, то есть – быть именно безропотным исполнителем. Далее критик говорит, что Сталин в кино «это, извините, дурак. Генерал-лейтенант Котов перед ним трепещет, а мне не страшно, мне смешно, потому что в уста Максима Суханова вложен бред».
Посмеялись бы вы, скажем, генацвале, году так в 1937-ом или в том же 43-м, представ пред Сталиным? Ох, какие же мы да храбрые теперь, с какой легкостью судим время!
А «Киноафиша» говорит о Сталине с точностью до наоборот: «У Максима Суханова в фильме только где-то десяти- пятнадцатиминутный эпизод, но сыграть такого яркого и убедительного Сталина, убежден, не удалось до сих пор никому в истории не только российского, но и советского кинематографа. И буду очень рад, если кому-то удастся лучше исполнить роль вождя народов в будущем. Высший класс!» Где же истина?
Авторы твердят о том, что фильм «густопсово антисоветский, а значит – антирусский», «прав был Сванидзе: «Михалков снял фильм художественно слабый, но идейно-политически правильный – антисталинистский, антитоталитарный», и «даже Фёдор Бондарчук умеет значительно лучше», и т. д. Вплоть до яростного плевка: «Он (Михалков), вообще, флагман небезызвестной десоветизации» и «Режиссёр явно симпатизирует нацистам». За такие оскорбления на дуэль вызывают…
А одна из критиканствующих дам, ругая кино ругательски, написала: «В этом амплуа, надо сказать, Олег Меньшиков играет в «Цитадели» лучшую свою роль за долгие годы». Такой вот разнобой, такое вот разночтение фильма.
Но «творческие мысли» всех рецензентов мало чем рознятся, почти совпадают, когда заводят речь о деньгах. «Подобной бредятины не доводилось видеть ни в китайском, ни даже в индийском кино. Но вот такое заснял Никита Сергеевич Михалков на государственные деньги». «Михалков не мог на деньги олигархов, для которых Сталин натурально страшный сон, снять про войну иначе». А что можно снять на малые деньги?
Не благополучно ли и моментально забытое, хотя и премиеносное кино, скажем, «Как я провел этим летом»? К слову, попробуйте-ка угадать, какой фильм сегодня возглавляет десятку лидеров отечественного кинопроката. Ну, это же так просто: вот уже с месяц главные телеканалы страны упорно «прессуют» общественное сознание рекламой «Пиратов Карибского моря». И, конечно же, именно эта откровенно бесовская лента собрала на прошлой неделе наибольшее число зрителей – почти 900 тыс. из трех с «хвостиком» миллионов.
А фильм «Утомленные солнцем 2: Цитадель» за последние две недели опустился с седьмой на десятую позицию. Его посмотрели всего-то 40 тыс. людей по всей небъятной России. Но даже такой скромный результат можно назвать успехом. Сошлюсь на М. Задорнова: «Весь этот шум вокруг Михалкова – отрабатывание новых технологий по приведению населения к общему холопскому знаменателю… Тырлы обрабатывают глоупенов!»
Никто из рецензентов даже не задумался над тем, что фильм Михалкова – это притча, как отмечал и сам Н. Михалков. Не сказка! И – метафоричен до бесконечности. Но его рассматривают как сугубо историческое произведение, порой даже – как документальное. Однако профессионально изготовленной рецензии, извините, не нашел даже в специализированных изданиях. Из публикации в публикацию кочуют одни и те же эпизоды, даются одинаковые оценки – скучно, грустно, убого.
На этих эпизодах и вынужден был остановиться, ступая за коллегами след в след, как на минном поле. А выводы отличаются разве что разной степенью ненависти да зависти по отношению к Михалкову. Повторять, тем более цитировать их просто зазорно: бранных слов там таких и столько, что за подобные высказывания в приличном обществе дают по физиономии.
Я посмотрел фильм через неделю после премьеры, начитавшись уже, пардон, таких рецензий, после которых, вообще, в кино ходить не хочется. Но после премьеры весьма уважаемые люди давали фильму высокую оценку. К ним и прислушался. Да и пороху довелось понюхать. Правда, не на ТОЙ войне. А многие рецензенты не удосужились даже сходить в кино.
Их публикации так и начинаются: не видел, смотреть не буду, но… Им бы такую активность проявить в 2008 г., когда за развязанную Грузией войну на Кавказе всячески поносили Россию как злобного агрессора. А наши СМИ либо помалкивали в тряпочку, либо с достойным сожаления пафосом комментировали сфабрикованные за рубежом фото- и видеофальшивки о зверствах российских солдат. Не стыдно ли задним числом стало? Не на Михалкове ли за собственное малодушие отыгрываются в псевдопатриотических позывах? Вопросы остались даже по прошествии немалого времени…
Зал оказался небольшим, мест на сто. Уютные кресла с привычными нынче американскими подстаканниками для поп-корна. Сеанс дневной. Набралось человек 25. Люди все молодые – лет от 16 до 30. Шумные, говорливые. Одна пара принесла с собой огромную попкорновскую «бадью».
Когда кино закончилось, покидали зал молча все, видно было: в глубоких раздумьях. Банка с поп-корном осталась не вскрытой… А когда 15 тысяч безоружных и необученных новобранцев пошли брать цитадель, в зале наступила звенящая тишина.
Согласитесь, Сталин, легко распоряжавшийся миллионами жизней, вполне мог отдать подобный приказ. Где тут миф, а где быль – поди разберись сегодня! Под Москвой в декабре 41-го бросали в бой ополченцев, бывало, без оружия: винтовку добудь в бою! И – одетых в темные пальто, фуфайки-телогрейки, рабочие спецовки, ставших на белом снегу отличными мишенями для немцев. А в кино люди с черенками от лопат атаковали неприступную крепость.
Я пишу не панегирик Михалкову, мы никогда не были знакомы и вряд ли познакомимся. Просто стараюсь дать посильную характеристику крупному художественному произведению. Да и оплеванный, Михалков не нуждается ни в дифирамбах, ни в защите. Формулы, в которые он заключает свое стремление к истине, порой расшифровке поддаются с трудом, а часто остаются непонятыми. Одна из таких формул, увенчавших именно этот фильм, – атака с палками.
Чисто ассоциативно вспоминается Лев Толстой с его непротивлением злу и его же словами из «Войны и мира»: «Благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передают ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях с простотой и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется чувством презрения и жалости…» Может, с этой позиции нужно смотреть и фильм Михалкова?
