Узбекская ССР: за и против

Рецензия на книгу: Ўзбекистон тарихи (1917–1991 йиллар).  Книга 1. Узбекистан в 1917-1939 гг. Ташкент: «O’zbekiston» НМИУ, 2019.  – 560 с. (на узбекском языке).

Я постараюсь выразить свои мысли насчет первого тома Ўзбекистон тарихи (1917–1991 йиллар). Данный труд был написан в течение 2012–2018 гг. (т. 1, с. 11) в основном коллективом историков Института истории АН РУз. Книга написана на узбекском языке с привлечением архивных материалов и документов советской эпохи. К сожалению, единственный плюс этой книги, что она написана на узбекском языке.

На мой взгляд, авторы абсолютно не учитывали достижения своих коллег (западных  и российских) по советской истории. Конечно, для придания «академичности» и «научности» они старались «цитировать» зарубежных авторов, но не использовались последние достижения в методологии и концептуализации исторической науки. Скупые «цитаты» из зарубежных (особенно европейских и американских авторов) неправильно поняты авторами и искажены в угоду своим взглядам.

Этот издание напоминает по стилю предыдущий узбекоязычный вариант (См.: Ўзбекистоннинг янги тарихи. 2-китоб. Ўзбекистон совет мустамлакачилиги даврида. Илмий муҳаррир М. Жўраев. – Тошкент: «Шарқ», 2000. – 688 б.) истории Узбекской ССР. Отмечу, что поменялось только название книги с точки зрения «политкорректности»: с колониального советского на аморфные даты 1917–1991 гг.  Мне кажется, что авторы не согласовали между собой стиль, концепцию и терминологию. Каждый параграф стилистически, грамматически, методологически и «идеологически» сильно отличаются друг от друга. В свою очередь, несогласованность авторами стиля нарушает принцип «фундаментальности» и академичности двухтомника. «Мозаичность» и «хаотичность» выдвигаемых идей и гипотез не подтверждаются историческими фактами или противоречат им.

Остановлюсь только на методологии/концепции авторов, терминологии и ключевых моментах первого тома.

«Описаловка» и явное игнорирование историографии авторами привело к тому, что история понимается и воспринимается коллективом авторов как «партийный» заказ. Похоже, авторы делали ставку на нескончаемый поток фактов из архивов и «исторических» документов. Для них было важно, чтобы документы «говорили» сами за себя и конструировали мнение читателя. Такой позитивистский подход «постсоветского» разлива не оставляет места для плюралистического понимания истории советского периода.

Интересно, что господство «позитивистского» подхода к истории в духе 19 века не оставляет пространства для дискуссии и обсуждения внутри узбекистанской исторической науки.

Двухтомная книга состоит из двух разделов, 18 глав и 75 параграфов (т. 1, с. 12).  Во введении авторы утверждают, что в «написании истории советского периода использовали хронологический и проблемный подходы» (т. 1, с. 12). «Хронологический» подход был использован в написании истории Туркестанской АССР, БНСР и ХХСР (т. 1, с. 12). «Проблемный» подход был использован в написании «сложных проблем как движение вооруженного сопротивления советскому режиму, этнические и этнодемографические процессы, религиозная политика советов, история эмиграции узбекского народа, межнациональные отношения, внешние связи и т.п.» (т. 1, с. 12).

По мнению авторов, первый раздел охватывает 1917–1924 гг. Второй соответственно 1925–1991 гг. В свою очередь, второй раздел делится на два периода 1925–1939 гг. и 1939-1991 гг. (т. 1, с. 12). К сожалению, не совсем понятна логика коллектива авторов применения хронологического «подхода». Насколько можно понять, авторы старались взять за «точку» отсчета важные политические даты – 1917, 1925 и 1939 гг. Насколько эти даты отражают и помогают написать «объективную» историю советского Туркестана/Узбекистана не понятно.

Нужно напомнить читателю, что Туркестанская АССР была создана в мае 1918 г. Узбекская ССР была создана в конце 1924 и официально оформилась в советскую республику в феврале 1925 г. Авторы «забывают», что кроме Туркестанской АССР, в 1920–1924 гг. существовали Бухарская и Хорезмские народные республики. Любой историк региона знает, что территория Туркестанской АССР включала в себя не только территорию современного Узбекистана, но и части Таджикистана, Казахстана и Кыргызстана. Но авторы последовательно стараются «втиснуть» все исторические события посредством «хронологического» подхода.

Например, 6-ая глава книги называется «Политика «культурная революция» большевиков и ее насильственное применение к Туркестану (1917–1924 гг.)» (т. 1, с. 333–364). Основные исторические факты приводятся с 1918 г. Абсурдность «хронологического» подхода помогает писать «объективную» историю.

Коллективом авторов игнорируется географический фактор в написание истории всего центральноазиатского региона. Странно, что авторы не использовали сполна предлагаемые ими подходы (хронологический и проблемный) и не исчерпали до логического конца все возможности этих «научных» подходов.

Думаю, название книги не соответствует истории края. Имплицитно становится ясно, что «хронологический» подход игнорирует географию и историю как науку. Также непонятно, что подразумевает коллектив авторов под термином «проблемный» подход. Нигде в книге не дается объяснение этому подходу.

Авторы слишком схематично используют «хронологический» подход, чтобы избежать термина «советский Узбекистан». Нигде в книге не встречается этот термин, что вызывает недоумение у читателя. Авторы, похоже, слишком политкорректны, чтобы использовать термин «советский».

Авторы, в вводной части книги часто используют термины «холис» (объективный), «зиддиятли» (противоречивый), «мураккаб» (сложный) в оценках истории Узбекистана в 1917–1991 гг. Коллектив авторов даже не старается объяснить в чем же состояла «противоречие» советского периода в истории Узбекистана. Приходиться читателю самому додумывать теорию истории советского Узбекистана.

Труднообъясним «подход» авторов к событиям 1917 г. Они признают, что Февральская революция оказала позитивное влияние на национальные движения (с. 23). Но они негативно и эмоционально относятся к октябрьским событиям 1917 г. (например, т. 1, с. 6, 7).

Авторы сознательно применяют термин «Октябрьский переворот» (т. 1, с. 108). Таким образом, авторы безапелляционно осуждают Октябрьскую революцию и все действия большевиков в Туркестане. Авторы утверждают, что «советская модернизация и установленная ими стиль жизни была для местных мусульман чуждой, что, в конечном счете, привело к вооруженному восстанию. Которое в широком смысле было борьбой между традиционностью и модернизацией» (т. 1, с. 7).

Кроме того, авторы настаивают, что представители вооруженной борьбы была разнородной: некоторая часть желала независимости, другая часть стремилась построить исламское государство (т. 1, с. 7). Непонятно также, что авторы понимают под «советской модернизацией», «традиционностью», «светское государство». Им кажется, что эти термины не нуждаются в объяснении, что они очевидны и даны непосредственно историческим опытом.

Особое место в I  томе занимает история Туркестанской автономии (т. 1, с. 55–77). Нужно признать, что эта часть написана ярко и красочно. Авторы настаивают, что Туркестанская автономия – «национальная демократическая республика» (т. 1, с. 62). Снова авторы не дают пояснения термину «национальная», «демократия». Нет связи между «целым» и «частью», т.е. авторы забывают, что «демократия» в 1917 г. была частью «целого», а не «части».

Можно смело утверждать, что периферия всегда подражала центру. Нужно было показать эту политическую мимикрию. Если быть «объективным», то  авторами создается логическое противоречие: советская модернизация неприемлема, а «ориентализированная» политические институты и программы модернизации джадидов и других «националов» приемлема местным жителям Туркестана?

Противопоставление двух программ модернизации («большевиков» и «джадидов»), по-моему, неисторична и не выдерживает критики. «Большевики» и «джадиды» успешно кооперировались и даже занимали государственные посты (Ф. Ходжаев, А. Авлони и др.). Иногда, «джадиды» были более революционны, чем «большевики».

Хочу объяснить кавычки в терминах джадид и большевик. В современной исторической науке «джадид» и «большевик» играет собирательное имя и не несет никакую познавательную ценность, создавая только эссенциалистское видение событий. В тексте постоянно встречаются термины и словосочетания, например,  «туркестанские большевики» (т. 1, с. 38), «террористическая политика местных большевиков» (т. 1, с. 69) и т.д. Нужно понять, что «большевики» тоже были разными и в большинстве случаев сильно отличались друг от друга. Интересно, что авторы для критики «туркестанских большевиков» ссылаются на труд  Г. Сафарова (т. 1, с. 55). Вывод один: авторы считают, что все большевики думали только об укреплении советской власти в Туркестане и были сторонниками «жёсткой» модернизации. Такое понимание роли «большевиков», конечно, не выдерживает критики.

Постоянное противопоставление «большевиков» и «местных кадров» (джадидов и др.) приводит читателя к чёрно-белому варианту истории. А историческая действительность была намного сложнее и интереснее.

Авторы имплицитно, иногда открыто осуждают действия «большевиков» в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве (т. 1, с. 96–138). Действия «большевиков» в Бухаре и Хиве в 1920 г. авторы объясняют «имперской задачей» (т. 1, с. 110–111) и победой позиции Л.Д. Троцкого по вопросу «мировой революции» (т. 1, с. 111). Интересно, что авторы «упускают» из виду и не осуждают «пособников» из местных кадров, которые помогали советской власти в захвате Бухары и Хивы в 1920 г. (т. 1, с. 111). Между тем, эти «пособники» занимали впоследствии важные государственные посты в советской Средней Азии.

«Крен» авторов стушевывает политическую картину советской Средней Азии. Кратко остановлюсь на выводах авторах о Бухарской Народной Советской Республики (БНСР) и Хорезмской Народной Советской Республики (ХНСР). Авторы считают, что БНСР и ХНСР за короткий свой срок существования (1920–1924 гг.) смогли начать «светские» реформы и начали «превращаться» в демократические республики. К несчастью, горюют авторы, эти республики были ликвидированы советской властью (т. 1, с. 177).

Кратко остановлюсь на проблеме «басмачества», или как авторы называют «вооруженное движение против советского режима». Авторы утверждают, что сутью этого движения является борьба за независимость Туркестана (т. 1, с. 191). Если это так, то авторы в конце параграфа делают странное заключение: «Советская власть не победив вооруженное восстание, поддержанное народом, применила экономические рычаги (НЭП)» (т. 1, с. 216).

НЭП, по мнению авторов, разделила повстанцев, и народ перестал поддерживать их. К сожалению, авторы не подкрепляют историческими фактами свою гипотезу. Насколько известно, советы к 1921 г. могли победить военными силами разрозненные военные группировки. Авторы, признают военное превосходство советской армии (т. 1, с. 233). Но  авторы в духе советских медиевистов утверждают, что «вооруженное движение против советов потерпело поражение, так как военные группировки не смогли объединиться во имя единой цели» (т. 1, с. 233–234).

Кратко отмечу взгляды авторов на национально-территориальное размежевание Средней Азии в 1924 г. Они считают, что «национально-территориальное размежевание привело к созданию национальных республик и формированию современных наций» (т. 1, с. 332). Вызывает удивление заявление авторов, что «вопреки (курсив Б.А.) тоталитарной советской системы и запретов коммунистической идеологии, вопреки (курсив Б.А.) национальной политики формирования «советского народа», среднеазиатские республики, в частности Узбекистан, сохранил свои национальные особенности» (т. 1, с. 332). По-моему, это заявление авторов не нуждается в моих комментариях.

Коротко о «коренизации» кадров. Авторы считают, что «коренизация» шла активна в 1925-1933 гг. Потом она, во второй половине 30-х гг. была полностью остановлена (т. 1, с. 417). Авторы преувеличивают эту «остановку» коренизации. Коренизация наоборот набирала обороты. Не буду на этом останавливаться. Вспомним только У. Юсупова, Н. Мухитдинова, Ш. Рашидова и др. Если кому не лень, тот может отыскать списки коммунистов за этот период.

Остановлюсь коротко о репрессиях. Авторы, иногда путают политические дела с уголовными. Например, много написано об убийстве известного политического деятеля Х.Х. Ниязи (более известен как Хамза) (т. 1, с. 440–444). По их мнению, это породило репрессии («дела Уламо», «дело Бешарык» и др.) (т. 1, с. 444).

Непонятно из текста, насколько возбужденные дела были политическими. И являлись ли они политическими. Очень мало внимания авторы уделяют другим версиям убийства Хамзы. Слишком доверяя архивным документам и априори все дела называя политически ангажированными, без глубоких изысканий,  авторы весьма чувственно пишут о тех событиях. Некоторые размышления авторов анахроничны.

Например, «в конце 30-х гг. XX в. тоталитарный советский режим достиг вершины в своем правлении. Тоталитарная система попрала все демократические принципы и неприкосновенность личности. … Советский режим и дальше продолжал политику репрессий, принеся немыслимые страдания узбекскому народу» (т. 1, с.  474).

Первый том заканчивается заключением авторов, что в «новой системе правил не рабочий класс, а партийная номенклатура, основанная на бюрократии» (т. 1, с. 540). Думаю, это заключение авторов можно оставить без комментариев.

Увы, но данный  труд, давно ожидаемый историками и общественностью,  может послужить только в качестве справочника для махровых антисоветчиков.

Бахтиёр Алимджанов,  кандидат исторических наук