В Москве в издательстве «Русский путь» вышла антология «Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве И.А.Бунина: Критические отзывы, эссе, пародии (1890–1950-е годы).
В Москве в издательстве «Русский путь» вышла антология «Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве И.А.Бунина: Критические отзывы, эссе, пародии (1890–1950-е годы).
В антологии представлены русскоязычные и иностранные критические отзывы о творчестве первого русского лауреата Нобелевской премии. Помимо рецензий (расположенных в хронологическом порядке и сгруппированных вокруг основных изданий бунинских произведений), в книгу вошли эссе и статьи обобщающего характера, а также пародии, выдержки из писем и дневников современников, — все наиболее значимые и характерные материалы разных жанров, отражающие эстетическую рецепцию писателя за более чем полувековой период его творческой деятельности.
Собранные (впервые в таком объеме) материалы не только выявляют различные смысловые грани бунинских произведений, но показывают эволюцию литературных вкусов и эстетических критериев на протяжении продолжительного временного отрезка: с 1890-х до середины 1950-х гг.
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЕ
Как известно, писатели не любят критиков. Гёте посвятил им стихотворение «Рецензент», которое увенчал фразой, ставшей крылатой: «Убей его, собаку! Он рецензент». Генри Филдинг рассуждая о критиках в одном из авторских отступлений «Истории Тома Джонса, найденыша», обращался к ним не иначе как «любезные пресмыкающиеся». Язвительный Генрих Гейне уподобил представителей этого злосчастного племени «лакеям-привратникам перед выходом на придворный бал: они могут пропустить достойных и задержать дурно одетых, но войти внутрь они не могут».
Чехов, настрадавшийся от поучений и разоблачений «идейных» критиков, считал, что они «похожи на слепней, которые мешают лошади пахать землю». Жан-Поль Сартр, сам подвизавшийся на ниве литературно-критической эссеистики, угрюмо сравнивал своих коллег с кладбищенскими сторожами.
Не был исключением и Иван Алексеевич Бунин, оставивший немало резких высказываний в адрес представителей этого «задорного цеха». Подавляющее большинство бунинских претензий относится к дореволюционной критике, которая, как он считал, недооценивала его творения, судила о них «по шаблону, в угоду традициям».
На первый взгляд, недовольство Бунина вызвано ничем иным, как его непомерным честолюбием, в котором он сам, кстати, неоднократно признавался. «Хвалите, пожалуйста, хвалите!» — этот мотив повторяется во многих письмах Бунина, причем не только его близким друзьям, вроде Марка Алданова.
«А последнее письмо Ваше, столь подобострастное, я прочел с удовольствием, с большим удовольствием, — полушутливо, но в то же время поощрительно-серьезно сообщал он Роману Гулю в письме от 10 сентября 1953 г., — люблю хвалы мне, “подхалимаж” не меньше Сталина!»
С точки зрения сегодняшней литературной ситуации, когда любая, даже самая разносная рецензия воспринимается начинающими авторами едва ли не как манна небесная, Бунину просто грех было жаловаться на критиков, откликавшихся на его произведения 1890-х–1900-х гг. Согласно библиографиям С.Н.Морозова и Т.М.Двинятиной — А.Я.Лапидус, число печатных откликов на его первый сборник рассказов (На край света и другие рассказы. СПб.: Изд. О.Н.Поповой, 1897) превышает двадцать наименований — цифра немыслимая сегодня даже для книг хорошо «раскрученных» авторов. Не оставались незамеченными и другие бунинские книги, о чем можно судить хотя бы по соответствующим разделам данной антологии, которая, разумеется, не могла вместить всех критических откликов.
Правда, если сопоставить число статей и рецензий, посвященных другим современникам Бунина, божкам «передовой общественности», соотношение будет явно не в его пользу. Согласно воспоминаниям Корнея Чуковского, «Бунин имел свою долю успеха, его не замалчивали, о нем печатались хвалебные рецензии — но если сравнить, например, те Эльбрусы статей, которые вызывало каждое новое произведение Горького, а впоследствии — Леонида Андреева, с количеством критических откликов, посвященных произведениям Бунина, это количество покажется микроскопически малым».
Число критических откликов, конечно же, важный, но далеко не единственный показатель отношения критиков к писателю (и не самый точный критерий популярности у читателей). Качество, то есть содержание, большинства рецензий и критических статей, посвященных бунинскому творчеству, действительно, далеко не всегда радовало болезненно самолюбивого писателя.
«Взять хотя бы первое десятилетие моей литературной деятельности, — вспоминал Бунин в «Автобиографической заметке» 1915 года, написанной для «Русской литературы ХХ века (1890–1910)» под редакцией профессора С.А.Венгерова: большинство тех, что писали о моих первых книгах, не только спешили уложить меня на какую-нибудь полочку, не только старались раз навсегда установить размеры моего дарования, не замечая, что им же самим уже приходилось менять свои приговоры, но характеризовали и мою натуру. И выходило так, что нет писателя более тишайшего (“певец осени, грусти, дворянских гнезд” и т. п.) и человека, более определи
вшегося и умиротворенного, чем я. <…> Бросив через некоторое время прежние клички, некоторые из писавших обо мне обратились, как я уже говорил, к диаметрально противоположным — сперва “декадент”, потом “парнасец”, “холодный мастер”, — в то время как прочие все еще твердили: “певец осени, изящное дарование, прекрасный русский язык, любовь к природе, любовь к человеку… есть что-то тургеневское, есть что-то чеховское” (хотя решительно ничего чеховского у меня никогда не было)».
Выискивание сомнительных литературных параллелей, аналогий и генеалогий, поспешное наклеивание невразумительных ярлыков («измов»), навязывание упрощенных трактовок отдельным произведениям и примитивный редукционизм, сводящий многообразный творческий облик писателя к жесткой схеме, — эти извечные болезни литературной критики (не только русской), безусловно, изрядно омрачили жизнь Бунину, особенно в начале его творческого пути, когда он не сделал себе имя и в глазах обобщенного книгочея тех лет был всего лишь «Подмаксимкой, то есть одним из слабоватых писателей, пытающихся благодаря своей близости к Горькому придать себе вес и значение».
Находясь в поле зрения критиков с момента первых журнальных публикаций, Бунин, тем не менее, долгие годы оставался в тени «любимцев публики» — Горького, Скитальца, Юшкевича, Леонида Андреева. Признания и известности он добился не в одночасье.
Сенсационный успех одной книги (как это вышло у автора «Санина») или громкие литературные скандалы (тактика, которой придерживался его кратковременный литературный союзник Валерий Брюсов и многие другие «декаденты») — эти пути покорения литературного Олимпа и завоевания популярности были не для Бунина.
Высокое звание корифея русской литературы он, что называется, получил «за выслугу лет», будучи уже в общем-то не молодым человеком, автором нескольких повестей и рассказов, имевших умеренный успех у читателей и критиков. Как выразился один из них, Н.И.Коробка, «слава его создалась бесшумно, без сенсации».
Были ли виноваты критики в том, что будущий Нобелевский лауреат и ныне бесспорный классик русской литературы утвердился в статусе писателя первого ряда лишь в годы Первой мировой войны, когда многим стало уже откровенно не до изящной словесности с ее табелями о рангах? Или же главная причина заключается в объективных закономерностях творческого развития Бунина, не принадлежавшего, как указывала Е.А.Колтоновская, «к числу писателей скороспелых, которые входят в литературу очень рано и вполне готовыми, сразу развертывая весь свой багаж»?
В перспективе прошедших лет думается, что определенная доля вины, безусловно, лежит именно на критиках, чье воздействие на мнение читательской аудитории тогда, в баснословную эпоху Серебряного века русской культуры, было весьма существенным (не в пример нынешним рыночным временам, когда главную роль в писательской судьбе играют телеэкранизации и издатели, с их маркетинговыми стратегиями и рекламными атаками на сознание потенциальных покупателей).
Не будем забывать, что рубеж веков — это не только время газетно-журнального бума и появления массовой читательской аудитории, но и переходный период, во многом унаследовавший «партийность» и «направленство» печатных органов предшествовавшей «эпохи безвременья» 1880-х.
Многие критики, подвизавшиеся в литературных отделах «толстых журналов» и газет, в большей или меньшей степени были подчинены «партийной линии», проводившейся редакцией. Подчиняясь партийной дисциплине, критик — неважно, был ли он сотрудником консервативно-охранительной газеты «Новое время» или народнического «Русского богатства» — в итоге «оказывался хористом и подпевалой, он чаще “держал ноту”, чем задавал тон, на положении солистов находились, как правило, публицисты». <…>
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Предтечей антологии является семисотстраничный том «Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии», вышедший под общей редакцией Н.Г. Мельникова (М.: Новое литературное обозрение, 2000). Настоящее издание выдержано в соответствии с принципами, выработанными при подготовке набоковской антологии.
Из-за огромного количества прижизненных публикаций, посвященных творчеству И.А.Бунина, составители отказались от принципа исчерпывающей полноты и предпочли опубликовать наиболее репрезентативные критические статьи, рецензии и заметки.
Весь собранный литературно-критический массив организован по языковому и жанрово-хронологическому принципу. Каждая часть открывается разделом, где представлены рецензии и отклики на первые издания бунинских книг. За редким исключением именно эти книжные издания, а не отдельные произведения или позднейшие переиздания, выбраны в качестве основной композиционной единицы, вокруг которой группируется критический материал. В русской части каждый подраздел предваряется преамбулой, где рассказывается об особенностях критического восприятия бунинских произведений, вошедших в данный сборник, выявляются основные тенденции в их оценках и истолкованиях. Далее следуют критические этюды, эссе и статьи обобщающего характера.
В иноязычных разделах антологии отсутствует рубрикация, принятая в более объемной русской части, однако в целом выдерживается тот же порядок подачи материала: после общей преамбулы, в которой дается обзор эстетической рецепции бунинского творчества иностранными критиками, следуют переводы рецензий на книжные издания, а затем — эссе и фрагменты обзорных статей.
В приложении приведены наиболее любопытные отзывы о Бунине в письмах и дневниках современников, которые можно считать важным дополнением к буниниане — своего рода подводной частью литературно-критического айсберга. Отбирая фрагменты писем и дневниковых записей бунинских современников, редактор-составитель отдавал предпочтение тем из них, где даются оценки произведений Бунина и говорится не столько о его житейской личности, сколько о творческом «я». На этом основании в рубрику не были включены отрывки из писем и дневников людей из ближнего окружения писателя: В.Н.Буниной, Г.Н.Кузнецовой, Я.Б.Полонского и др.
Вторую часть приложения составляет небольшой раздел, где собраны пародии современников на творчество Бунина — образцы жанра, который давно признан одной из форм литературной критики.
При публикации критических текстов без ущерба для смысла опущены излишне пространные цитаты из бунинских произведений или фрагменты, отданные пересказу.<…>
* * *
В основу французского и немецкого разделов легла коллекция газетно-журнальных вырезок, которые Бунин собирал всю жизнь в эмиграции; несколько посмертных публикаций приобщила к архивному собранию В.Н.Бунина. Подписавшись на рассылку «Аргуса прессы» («Argus de presse»), Бунин получал от агентства, работавшего под девизом «Аргус видит всё», не сами газеты и журналы, а только те фрагменты номеров, где упоминалось его имя, даже если это было сообщение в несколько строк. На фирменном сопроводительном бланке ставился штамп с названием периодического издания и дата его появления; в других случаях эту информацию вписывал от руки работник агентства.
Трудно сказать, когда Бунины начали наклеивать на чистые листы бумаги мелкие вырезки, снабженные ярлыком «Аргуса прессы», но можно предположить, что работа эта велась регулярно по мере поступления рецензий и прочих материалов, иначе они оказались бы разрозненными или даже утраченными.
В той части бунинского архива, который В.Н.Бунина передала в начале 1960-х гг. в СССР, находилось весьма обширное собрание подобных вырезок из европейской периодики (отклики на творчество писателя и публикации переводов его стихов, рассказов и эссе в прессе); внушительная подборка откликов французской прессы на присуждение Бунину в 1933 г. Нобелевской премии оказалась в РГАЛИ (Ф. 44. Оп. 1 и 2), другие материалы — в Отделе рукописей ИМЛИ им. А.М.Горького РАН (Ф. 3)1.
Вводя в оборот эти материалы зарубежной прессы 1920–1950-х гг., ставшие частью бунинского архива, мы попытались, насколько это позволяли библиотеки Москвы (РГБ, ВГБИЛ, ИНИОН, ГОПБ), Британская библиотека (Лондон), Французская национальная библиотека (Париж) и Библиотека современной документальной информации (Париж-Нантер), установить более точные выходные данные для цитируемых источников. Это оказалось возможным, хотя далеко не в полной мере, лишь для крупных центральных газет.
Просмотреть de visu провинциальные, малотиражные, относительно маргинальные издания возможно лишь при дальнейших целенаправленных разысканиях в специальных газетных хранилищах Франции и Германии. В тех случаях, когда публикации, собранные Буниным и, как свидетельствуют пометы, им прочитанные, снабжены только названием издания и датой выхода или, что случается нередко, сохранились безо всяких выходных данных, мы цитируем их с указанием шифра этих единиц хранения соответственно в РГАЛИ и ИМЛИ.
