Уже не только в Москве и других мегаполисах, но и в большинстве российских регионов появились смешанные классы, где часть учеников русские, другая часть – россияне, для которых русский язык не родной, и, наконец, третья, самая проблемная и растущая часть, – дети, приехавшие не только из Таджикистана, Узбекистана или Киргизии, но даже из Афганистана или Африки.
Русский язык и мигранты. На эту тему рассуждает заместитель директора Института русского языка (ИРЯ) РАН известный филолог Леонид Крысин.
–Леонид Петрович, в России, по разным данным, живут от 10 до 18 млн мигрантов. Всё чаще они приезжают с семьями. В итоге появляются первоклассники, которые часто не имеют даже базовых знаний по русскому языку.
–Это действительно новое явление, особенно в школьном обучении. Уже не только в Москве и других мегаполисах, но и в большинстве российских регионов появились смешанные классы, где часть учеников русские, другая часть – россияне, для которых русский язык не родной, и, наконец, третья, самая проблемная и растущая часть, – дети, приехавшие не только из Таджикистана, Узбекистана или Киргизии, но даже из Афганистана или Африки.
У них всех разный уровень владения русским. Одни более или менее владеют языком. Другие, приходя в 6–7-й класс, находятся на «букварном» уровне. Третьи почти не говорят по-русски. Но все вместе дети вынуждены обучаться по единым школьным программам.
Это сложнейшая проблема. Нельзя сказать, что филологи и методисты ею не занимаются, но пути её эффективного решения пока не найдены. Так, в Петербургском педагогическом университете имени Герцена учёные занимаются разработкой методик преподавания русского языка в смешанной языковой среде.
Идёт трудная работа, отстающая от потребностей времени. Поэтому пока многое зависит от мастерства и опыта отдельного педагога или преподавателя.
Я, например, если бы оказался на месте учителя русского языка в современной школе, просто не знал бы, как преподавать предмет столь разнородной аудитории. Возможно, пока без репетиторства не обойтись.
– Что на государственном и академическом уровне делается для того, чтобы эти дети получали доступное образование на доступном им русском языке?
– Единственное, что делается, – это так называемая сертификация. Это когда иностранец, для того чтобы здесь как-то осесть, должен сдать экзамен по русскому языку и получить сертификат об определённом уровне владения государственным языком. Пока есть только курсы, естественно, платные и не всегда доступные детям гастарбайтеров, где обучают азам русского языка.
– А каков мировой опыт?
– Для нас это новая проблема в отличие от США или стран ЕС. Ещё в 70-е годы я сотрудничал с немецким социолингвистом, который занимался изучением интеграции турок в Германии, в том числе интеграции языковой.
Они туда приезжали не просто семьями, а кланами, жили относительно замкнуто, плохо владели немецким и были агрессивны по отношению к немецкоговорящей среде, что порождало не только языковые проблемы.
Немцы ещё сорок с лишним лет назад организовали курсы для тех, кто хочет остаться в этой стране. Система обучения иммигрантов немецкому языку в Германии была и остаётся действенной и успешной.
Ситуацию в США знаю хуже, там более пёстрый состав мигрантов, и языковые курсы обучения английскому учитывают специфику и испаноговорящих, и китайцев, и живущих в США афроамериканцев.
Там есть понятие «базовый английский» (Basic English), который несколько упрощён по отношению к английскому языку в целом, чтобы им легче было овладеть на разговорном уровне, чем часто и ограничиваются переселенцы последних волн миграции. Кстати, подобная картина складывается во Франции и Канаде.
Важно осознавать последствия такого упрощённого подхода: примитивное и поэтому недостаточное знание языка – преграда вертикальному социальному движению. Есть в социологии такое понятие – «вертикальная мобильность», то есть движение личности снизу вверх по социальной лестнице. Очевидно, что одно из условий такого движения – владение литературным языком, который обслуживает это общество.
– Может ли в России, если мигрантов и впредь не будут массово учить русскому языку, возникнуть необходимость введения базового, или стандартного, русского?
– У нас уже есть понятие стандартного русского. Стандартный и значит литературный. Просто у нас литературный понимается как язык художественной литературы, что неправильно. Термин «литературный язык» утвердился в начале ХIХ века, и это был язык художественной литературы, переживавшей свой расцвет.
Сейчас это совсем другой язык. И в этот термин вкладывается другое понятие: нормированный язык, который обслуживает культурную часть общества. Другое дело, что в русской культурной традиции понятие стандарта окрашено в негативные оттенки – штамп, клише. Поэтому у нас и не принят термин «стандартный язык».
– И всё же, не придётся ли со временем вводить понятие «упрощённый русский», или «базовый русский», например, для вьетнамцев, африканцев или китайцев?
– Упрощённый русский по факту существует в этой языковой среде. И не только по языковым причинам, но и по социальным. Мигрантов ведь уже дальше того, что они освоили, не пускают. Посмотрите, мигранты последних лет заняты самым неквалифицированным трудом – работают дворниками, на стройках, «челноками» и почти не пробиваются выше.
Правда, разные национальности представлены в обществе по-разному. Если афганцы, узбеки и таджики остаются на низших ступенях сферы обслуживания, то армяне и грузины, например, представлены, помимо сферы обслуживания, в науке, среди них много инженеров, банковских служащих, представителей бизнеса и поп-культуры. Такая разница обусловлена не только знанием языка, но и багажом знаний.
– Как дать шанс мигрантам нормально интегрироваться в российский социум?
– Овладение языком диктуется социальной потребностью. Если нужды нет, человек не будет учить чужой язык. У меня вот нет необходимости учить вьетнамский, и учить его меня никто не заставит. Но если от знания языка зависит жизнь человека, её уровень и уровень благополучия близких, он будет учить другой язык.