Более полувека назад, в последние дни декабря 1960 года, молодой ленинградский поэт Иосиф Бродский приехал в Самарканд по приглашению своего приятеля Шихматова. Несколько недель, проведенных в Самарканде с лихим приятелем-авантюристом, имели серьезные последствия.
Более полувека назад, в последние дни декабря 1960 года, молодой ленинградский поэт Иосиф Бродский приехал в Самарканд по приглашению своего приятеля Шихматова.
Бывший военный летчик, уволенный из армии и осужденный за дебош в женском общежитии Ленинградской консерватории, Шихматов, после отсидки своего срока в Красноярске, поселился в этом узбекском городе. Оттуда он слал Бродскому письма и, всячески расхваливая жизнь в Самарканде, звал его в гости.
Узнав о том, что Бродский решил ехать, их общий ленинградский знакомый, философ по фамилии Уманский, вручил ему пакет с рукописью своего трактата «Господин президент», велел передать его Шахматову. Сочинение это не могло быть издано в СССР из-за его диссидентского характера.
Несколько недель, проведенных в Самарканде с лихим приятелем-авантюристом, имели серьезные последствия для дальнейшей судьбы Иосифа Бродского.
Однажды в вестибюле самаркандской гостиницы он увидел Мелвина Белли, одного из самых знаменитых американских адвокатов, среди клиентов которого были голливудские кинозвезды, которыми Бродский восхищался в детстве (позднее, через три года после самаркандского эпизода, адвокат Белли защищал Джека Руби, застрелившего убийцу президента Кеннеди Ли Харви Освальда).
Белли и сам снимался в кино. Бродский в самаркандской гостинице и узнал его по запомнившемуся кадру из какого-то американского фильма. И тогда же у Бродского ипровизированно возник план передать с ним рукопись Уманского для публикации за рубежом. Однако осторожный Белли эту просьбу отклонил.
Тяготившиеся советскими порядками приятели стали строить фантастический план побега из страны. У Шахматова с Бродским имел место разговор о захвате самолета и перелете за границу.
Предварительно они несколько раз побывали на территории самаркандского аэропорта, изучая обстановку. Бродский, много лет спустя, описывал этот план так: надо было купить билеты на маленький рейсовый самолет и после взлета оглушить летчика. Затем управление машиной возьмет на себя Шахматов, и они перелетят через границу в Афганистан. А в воспоминаниях самого Шахматова этот план выглядел несколько более реалистическим. У него был пистолет.
Шахматов полагал, что, угрожая им, он вытолкнет летчика из самолета; перелетят они не куда-то в Афганистан, откуда их выдали бы советским властям, а в Иран, на американскую военную базу в Мешхеде.
Уже были куплены билеты на рейс Самарканд – Термез, но перед полетом Бродский устыдился намерения причинить вред ни в чем не повинному пилоту, и план был отменен (а Шахматов позднее утверждал, что рейс этот просто отменили). В конечном итоге Бродский предложил Шахматову отказаться от этой затеи и вскоре вернулся в Ленинград…
Самаркандские впечатления отозвались затем в некоторых стихах Бродского. А об архитектурных памятниках города он вспомнил через много лет, побывав в Стамбуле:
«…Я видел мечети Средней Азии — мечети Самарканда, Бухары, Хивы: подлинные перлы мусульманской архитектуры. Как не сказал Ленин, ничего незнаю лучше Шах-И-Зинды, на полу которой я провел несколько ночей, не имеядругого места для ночлега.
Мне было девятнадцать лет, но я вспоминаю с нежностью об этих мечетях отнюдь не поэтому. Они — шедевры масштаба и колорита, они — свидетельства лиричности Ислама. Их глазурь, их изумруд икобальт запечатлеваются на вашей сетчатке в немалой степени благодаря контрасту с желто-бурым колоритом окружающего их ландшафта.
Контраст этот,эта память о цветовой (по крайней мере) альтернативе реальному миру, и был,возможно, поводом к их появлению.
В них действительно ощущается идеосинкретичность, самоувлеченность, желание за (со) вершить самих себя. Как лампы в темноте. Лучше: как кораллы в пустыне…»
