Последние сто лет узбекская столица была и остается полем битвы иностранных разведок. Потому еще в декабре 1922 года в Ташкенте было создан Контрразведывательный отдел ОГПУ (КРО) по Туркестану.
Возглавил его 25-летний эстонец Владимир Андреевич Стырне, впоследствии активный участник знаменитой операции “Трест”. Одним из первых заданий поставленных перед молодым руководителем стало получение доступа к секретной переписке афганского консульства в Ташкенте.
Это было важно по двум причинам: во-первых, необходимо было знать заранее планы британцев, тесно работавших с афганцами – “Большая игра”, после недолгого затишья, возобновилась с ещё большим накалом, а во-вторых, большой интерес вызывали отношения афганского правительства с басмачами.
Официально заявляя о своей дружбе с советской Россией, Кабул тайно поддерживал антисоветские формирования на левом берегу Аму-Дарьи, и время от времени совершавшие дерзкие налёты на пограничные посты.
В Афганистане в статусе политического беженца находился также бывший эмир Сейид Алимхан, не оставивший надежд на возвращение на бухарский престол.
К этому времени в афганском Мазари-Шарифе была создана резидентура ОГПУ во главе с консулом Думписом, видным востоковедом, дипломатом, разведчиком и учёным-геофизиком. Сведения из Мазари-Шарифа были весьма ценны, но необходимо было их подкрепить и информацией из консульства Афганистана в Ташкенте.
Разработку операции поручили начальнику первого отдела КРО В. А. Уколову, также впоследствии участнику операции “Трест”, самолично допрашивавшего британского шпиона Сиднея Рейли.
В результате, было решено завербовать самого консула, поскольку наблюдение за ним выявило, что он весьма подвержен соблазнам в виде плотских утех, требующих больших расходов.
Вербовка была поручена переводчику таджику Хубаншо, который ещё на Памире помогал чекистам вести разведку в Индии. Было взято в расчет и то, что сам консул был таджиком. Семилетним мальчиком он был взят в услужение к афганскому эмиру Хабибулле-хану и жил при кабульском дворе. Затем эмир назначил его консулом в Бомбей, а уже новый эмир Аманулла-хан послал в Ташкент.
Вот как описал афганского дипломата один из участников операции: “Лет пятидесяти, высокий, грузный брюнет с большой проседью. На бронзовом лице большой крючковатый нос и густые брови, из-под которых блестели черные глаза. Одет был консул в европейский костюм, и лишь голова была покрыта черной барашковой шапкой, которую он, войдя в комнату, не снял. По этой же шапке секретная агентура окрестила его кличкой Шапочка, и на досье об афганском консуле, лежавшем у меня в несгораемом шкафу, красовалась надпись: «Агентурное дело Шапочка».
Познакомившись с объектом, памирец быстро расположил его к себе. Используя извечную вражду между таджиками и афганцами, а также алчность консула, Хубаншо уговорил того продать шифры и секретную переписку. Консул действительно оказался чрезвычайно жадным и запросил за “товар” десять тысяч рублей золотом и политическое убежище в случае разоблачения.
Таких денег у ташкентских чекистов не было, что касается второго требования афганца, на это требовалось согласование с Москвой, а на это нужно было время. И после некоторого раздумья, было решено получить секретную документацию… даром, попросту выкрасть.
Разработчики операции знали, что проникнуть в здание консульства — дело нетрудное, там было не так много служащих, и оно часто пустовало. Знали чекисты и то, что консульские документы хранились в несгораемом шкафу, ключ от которого консул всегда носил у себя на шее на цепочке. Поэтому было решено ключ незаметно выкрасть, проникнуть в безлюдное здание (охрана была своя), сфотографировать документацию, затем положить на место, а ключ, опять незаметно вернуть хозяину.
И вот в один прекрасный день, в роскошной квартире, переданной в распоряжение ГПУ, за столом, ломившимся от закусок и напитков различной крепости, состоялась вечеринка, в которой охотно принял участие и афганский консул. Вино лились рекой, а роскошная блондинка (машинистка ГПУ) ни на шаг не отходила от очарованного ею афганца.
Вскоре, осоловевшему от вина и близости красивой женщины, консулу Уколов подсыпал в бокал снотворное. Через десять минут тот уже мирно спал на диване, а ключ отстёгнутый от цепочки, оказался в руках чекистов. Было точно известно, что в консульстве никого нет – курьеры разъехались, а секретарь ушёл к своей любовнице, которая накануне была вызвана в ГПУ и с ней была проведена беседа, чтобы до утра любовник никуда не отлучался.
Без помех Уколов с фотографом проникли в здание консульства и быстро пересняли всю переписку и шифры. А через несколько часов добытый шифр уже был в работе – началась дешифровка перехваченных афганских секретных телеграмм. Консул же проснувшийся в объятиях блондинки и проверив на месте ли ключ, ни о чём не подозревая, с болью в похмельной голове, отправился на службу.
Так, завершилась операция “Шапочка”, блистательно проведённая ташкентским чекистами.
Судьба же двух главных участников этой акции весьма трагична. Владимир Андреевич Стырне, находясь в должности начальника III отдела УГБ НКВД Украинской ССР, в октябре 1937 году был арестован, приговорён Военной коллегией верховного суда к высшей мере, и расстрелян на печально известном полигоне “Коммунарка”.
В. А. Уколов в 1925 году перешёл из ОГПУ в Народный Комиссариат иностранных дел и назначен секретарём советского консульства в китайском городе Кантон. В 1927 году при подавлении антигоминьдановского восстания, советское консульство было захвачено солдатами Чан Кай Ши и одиннадцать дипломатов, в том числе и Уколов были убиты.
