В начале июля нынешнего года в Успенский собор Ташкента была доставлена скульптурная фигура врачевателя и священника Войно-Ясенецкого – святителя Луки. Работа-известного мастера Зураба Церетели.
По неясным причинам открытие памятника задерживается, а мне в связи с этим вспомнился яркий эпизод случившийся с Валентином Феликсовичем в пору его ташкентской жизни.
Как известно, после второй ссылки в северные края, весной 1934 года, Войно-Ясенецкий вновь возвращается в Ташкент, и продолжает свою деятельность за операционным столом Ташкентского медицинского института, там же преподавая основы хирургии. Своим убеждениям он не изменил и по-прежнему читал лекции студентам облачённый в священническую рясу, а в операционной вешал на стену икону.
Это весьма не понравилось новым властям и некоторым коллегам. А тут ещё он привёз из Архангельска знахарку, которая лечила северных рыбаков и поморов мазью собственного изготовления. Она впрямь была чудодейственная – раны затягивались чрезвычайно быстро.
Действие этого средства заинтересовало автора “Очерков гнойной хирургии”, Валентин Феликсович продолжил экспериментировать с ним в Ташкенте. Но для его недоброжелателей это стало поводом для обвинения в знахарстве.
В роли главного гонителя Войно-Ясенецкого выступил завкафедрой общей хирургией ТашМИ профессор Орлов. Иван Иванович, первый нарком здравоохранения Республики, занявший эту должность в 29 лет, совершил много славных дел. Однако этот эпизод, с высоты сегодняшних дней ложится тёмным пятном на его белоснежный халат.
Что это было – соперничество? Ведь оба были выдающимися хирургами. А может быть, правоверный большевик Орлов действительно видел в человеке с крестом в одной руке и скальпелем в другой угрозу существующему строю?
Скорей всего, сыграли оба этих фактора, во всяком случае Орлов сделал всё, чтобы вернувшемуся из архангельской глуши Войно-Ясенецкому запретили работать в Ташкенте.
30 декабря 2022 года исполнится 100 лет со дня создания СССР
В “Правде Востока” появилась статья “Медицина на грани знахарства”, подписанная Орловым и ещё шестью членами президиума Хирургического общества Узбекистана. В публикации Валентина Феликсовича прямо обвинили в саморекламе и неумении лечить гнойные заболевания хирургически. И это после только что вышедшего медицинского бестселлера “Очерки гнойной хирургии”, который и в наши времена признается классикой.
Также хирург-священник порицался за «неоправданный риск» при лечении больных.
По сути это был донос. Войно-Ясенецкому путь был один – на скамью подсудимых. Скорее всего, это бы и случилось, если бы не вмешался его величество случай.
В институт прибыла правительственная телеграмма из Таджикистана. Хирурга просили срочно вылететь в Сталинабад (ныне Душанбе) для консультации. Такие же телеграммы поступили в Совнарком и Наркомздрав Узбекистана. А дело выдалось нешуточное.
На Памире, во время восхождения на пик Коммунизма заболел видный партиец, бывший личный секретарь Ленина, управляющий делами Совнаркома Н. П. Горбунов – с ним случился острый приступ аппендицита. Местный хирург вырезал гноящийся отросток, однако, занес в операционную рану чрезвычайно опасную инфекцию, началась гангрена клетчатки.
Если бы Николай Петрович был рядовым гражданином, он, несомненно, умер бы в сталинабадской больнице, где никто из врачей не мог распознать суть его заболевания. Но это был один из руководителей СССР, о его здоровье запрашивал из Москвы сам Молотов.
Республиканское начальство пришло в страшное смятение. Тут кто-то вспомнил про ташкентского хирурга-епископа.
Услышав о тяжелом больном,-статус пациента его никогда не волновал,-Войно-Ясенецкий, без лишних разговоров сел в кабину санитарного самолета, — это был его первый в жизни полёт, – и отправился в дорогу. Прямо со сталинабадского аэродрома совнаркомовская машина доставила хирурга в больницу.
Жизнь Горбунова висела на волоске. Местные врачи вообще считали его обреченным, и были близки к истине – жить высокопоставленному пациенту оставалось несколько часов. Но, по счастью, в дело вмешался ташкентский хирург.
Распознав болезнь, он потребовал доставить противогангренозную сыворотку, а сам приступил к операции, приняв единственно верное решение: рассек больного почти пополам и, широко раскрыв операционную рану, впустил воздух в брюшную полость. Инфекционный процесс разом захлебнулся: возбудитель гангрены не переносит кислорода. Подоспевшая вовремя сыворотка добила инфекцию. Больного удалось спасти. У таджикских вождей отлегло от сердца и в Москву полетели победные телеграммы.
Увидев высочайший уровень профессионализма, местные чиновники решили оставить чудо-хирурга в Таджикистане. Была дана команда любыми способами переманить ташкентского профессора.
В Сталинабаде хирург жил в семье своего старшего сына Михаила, тоже врача. И вот, на следующий день после операции, в квартире Войно-Ясенецких появились двое членов местного правительства.
После обязательных восточных приветственных церемоний они обратились к Валентину Феликсовичу с предложением перебраться в Сталинабад и занять пост главного хирурга республики.
– Что ж, я не прочь, – ответил Ясенецкий – город ваш мне нравится. И новый корпус больницы хорошо отстроен. И родные мои здесь. Одно плохо: церкви у вас нет. В Ташкенте есть, а у вас нет. Постройте церковь, и я охотно перееду.
Гости замялись, сменили тему и вскоре распрощались. Главным хирургом Таджикистана Войно-Ясенецкий не стал, но в Ташкенте отношение к нему явно переменилось.
Профессора стали приглашать на консультации к высокопоставленным лицам, разрешили читать лекции на курсах повышения квалификации врачей, он даже занял должность руководителя отделения Института неотложной помощи. И, главное, у Валентина Феликсовича появилась возможность публично дать отпор Орлову и компании недоброжелателей.
В той же газете “Правда Востока” была напечатан его ответ на пасквиль. В статье, в частности, говорилось: «В 1790 году, у Жюльяка в Гаскони упал метеорит. Начальство этой провинции отнеслось к явлению с достойным похвалы благоразумием: был составлен протокол, подписанный 300 очевидцами. Но когда этот документ представили в Парижскую Академию, то официально подтвержденное известие она сочла просто глупостью. Ученый Штютц сказал: «Только люди совсем невежественные в естествознании могут верить, что камни падают с небес».
С тех пор прошло много времени, советские ученые давно сняли мантии и береты, и президиум Ташкентского хирургического общества вместе с нами посмеется над научным чванством и глупостью парижских академиков. Однако в статье «Медицина на грани знахарства» он продемонстрировал обычную для всех времен враждебность ко всякому смелому научному новшеству и очень узкое понимание научности. Бросается в глаза его предвзято недоброжелательное отношение к народной медицине, для которой всегда наготове клеймо «знахарство».
В 1936 году Валентину Феликсовичу было присуждено звание доктора медицинских наук. Впрочем, уже через год “ташкентские Штютцы” праздновали победу. Войно-Ясенецкий был вновь арестован по обвинению в шпионаже, контрреволюции и вредительстве.
После издевательств и пыток хирург-священник был выслан в Красноярский край. Это была его третья ссылка. Но и там он продолжал работать в операционном зале местной больницы.
Дальнейшая биография святителя Луки достаточно известна. Во время войны Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакуационного госпиталя № 1515, уже в преклонном возрасте, работая по 8—9 часов и делая 3—4 операции в день. За книгу “Очерки гнойной хирургии” Валентину Феликсовичу была присуждена Сталинская премия. Последние годы жизни святитель Лука провёл в Крыму, где и скончался в 1961 году.
Нам же остается с нетерпением ждать, когда уже снимут покрывало с творения Зураба Церетели и рядом с Успенским собором навечно встанет величественная фигура великого Хирурга и Священника.
Название статьи слишком помпезно – “вождя” спасли. Н. П. Горбунов был всего – то управделами Совета министров (по современному). Небольшой руководитель небольшого коллектива. То, что личным секретарем Ленина был – так сие не заслуга, а удача – со всяким могло быть….