Послушала интервью грустного беглого писателя Дмитрия Глуховского. Он подобрал холодную метафору для несогласных россиян — айсберг.
Айсберг, расколотый напополам: на тех, кто уехал, и на тех, кто остался. Первые мучаются в чужих краях, пытаясь начать жизнь заново, проходят через лишения.
Бесятся на тех, кто остался в России, за то, что те пребывают в привычном материальном комфорте: в своём доме, на своей работе, при своей зарплате. Они были не согласны с СВО, но им за два года не стало жить хуже.
Они вне борьбы — внешней и, похоже, даже внутренней. Живут лучше, чем уехавшие, и тоже бесятся на них, постоянно требующих от оставшихся оппозиционеров радикальных действий и слов. И вот две половинки когда-то одной льдины отчаливают друг от друга всё дальше.
Подавленный Глуховский говорит, что и тот и другой лагерь попытался подложить моральную базу под свой выбор — уехать или остаться.
Первые, уезжая, выбрали будущее, выбрали жить свободными и в личной безопасности.
Вторые прикрываются ответственностью за родителей, за сотрудников своих компаний. И теперь первые считают вторых приспособленцами, а вторые злятся на первых за то, что те от них чего-то хотят. Раскол.
А я думаю, что никаких двух ледяных половин уже нет. Та часть айсберга, что прибилась к родному берегу, за два года успела оттаять. Двухлетние наблюдения за миром помогли многим несогласным в России составить своё мнение о Западе, даже если они так и не приняли СВО. Осталась только вторая льдина, на которой в холоде куда-то плывут такие, как Глуховский. И чем льдина дальше, тем страшней плывущим на ней, тем невыносимей их чувство одиночества, и они со всей мочи, со всей злости, со всего своего бешенства кричат на материк: «Эй вы, там! Прогнувшиеся слабаки! Вы стали заложниками власти! Боритесь же с ней! Делайте как мы?!»
Как вы? Больше двух лет прошло, и за это время релокантская эмиграция не породила ни одной истории успешной ассимиляции и востребованности в чужой стране. У всех померкшие глаза, подавленный вид. И все говорят и говорят о России. И никто не говорит и не говорит о той стране, в которой поселились.
Глуховский сердится, как можно сидеть на Патриарших, пить кофе и наслаждаться жизнью, не замечая всего ужаса. На этом месте я и разгадала причину грусти.
Удивительно! Отчаливая на своей льдине, эти люди по-прежнему продолжают видеть только тех, кто предаётся наслаждениям и живёт в комфорте.
Хотя больше половины России стоит сейчас у станков в три смены, старшеклассники ухаживают за ранеными в госпиталях, мужчины и женщины пашут в тылу, но «беглым» видны только те, кто сидят на Патриарших. В этом всегда и заключалась их главная беда — они видели только тех, кому лучше, и никогда не замечали тех, кто никогда не был на Патриарших.
Марина Ахмедова
