Молва о мигрантах в России порой жестока. Ситуация критическая, говорят некоторые. Треть мигрантов в школах Санкт-Петербурга не знают русского языка (согласно исследованиям профессора РГПУ имени Герцена Ирины Лысаковой, проведенном в нулевые годы).
Сейчас число детей, не говорящих по-русски, уже гораздо больше – так считают многие. Учителя не справляются. Уровень образования падает. Родители бегут из «мигрантских» школ, и из «мигрантских» районов…
Но так ли это?
«Раньше эти люди назывались лимитчики»
Научно-учебная лаборатория социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) при поддержке Центра фундаментальных исследований НИУ-ВШЭ провела большое четырехлетнее исследование ситуации в школах Петербурга и Московской области. В нем приняли участие 704 школы и 7300 учеников, 20 ПТУ и 800 их учащихся в Петербурге, 50 школ, 860 учителей и 3400 учеников в Подмосковье. И — 650 детей-мигрантов, неграждан России…
По оценкам Комитета по образованию правительства Петербурга, половина первоклассников города – дети мигрантов. В каждом районе Петербурга есть хотя бы одна школа, в которой этих учеников более 25%.
На Западе мигрантом первого поколения считается тот, кто родился на территории принявшей его страны. Мигрант второго поколения – тот, у кого хотя бы один из родителей родился за пределами этой страны. Это определение не работает в России: большинство мигрантов, с которыми мы сталкиваемся, родились в общей для нас стране – СССР.
«Дети из Украины… я их даже не считаю мигрантами, – задумчиво говорит директор одной из петербургских школ. – Мигранты – когда они чем-то от других детей отличаются. А если все дети одинаковые… язык такой ребенок знает, культуру знает, нравы знает… ну это какой же мигрант?»
Одноклассники тоже не рассматривают этих детей как «заметное меньшинство» («visible minority») – так в терминах социологии маркируются чужаки. К «заметным меньшинствам» петербургские школьники относят приезжих из Средней Азии и Закавказья (Азербайджан, Армения, Грузия) и… из республик Северного Кавказа В этом заключается российский парадокс.
Первый вопрос, который петербургские родителя задают администрациям школ на дне открытых дверей, звучит так: сколько у вас «ЭТИХ»? Ну, которые не говорят по-русски?.. Услышав ответ, поворачиваются к дверям и отправляются на поиск школы, где мигрантов поменьше. Вместе с ними принимаются искать «самую русскую в районе школу» и «понаехавшие» родители.
«Мы приехали в Россию, чтобы здесь жить, – объяснили они социологам, – и наши дети должны изучать русский язык и учиться вместе с русскими сверстниками».
Родители с Кавказа, надо сказать, проявляют в поисках «самой русской школы» больше упорства. Россияне сдаются быстрее и ведут своего ребенка к ближайшему школьному крыльцу. Неважно, сколько в школе мигрантов – только бы она подходила им по другим показателям (учителя, кружки и секции и п. т.).
Вот как выглядит одна из петербургских школ, принимающая детей-мигрантов.
«Мрачный окраинный район, много заколоченных домов, – рассказывает один из исследователей. – А школа – хорошая, живая. На доске объявлений мы увидели фотографию молоденькой учительницы с пояснением: она после окончания вуза вернулась преподавать в родную школу. А это, на мой взгляд, показатель того, что в школе – уютная, комфортная атмосфера.
Учителя – люди активные, увлеченные своим делом. Родители ходят на все родительские собрания. Ученики, вопреки нашим ожиданиям, выглядят хорошо: вежливые, опрятные… Директор школы, в которой учатся дети-мигранты из заколоченных домов, говорит: «Мы всегда учили такой контингент. Просто раньше эти люди назывались – лимитчики. Теперь называются – мигранты».
Самое важное – кто будет вашим соседом по лестничной клетке
Москва, ВДНХ, фонтан «Дружба народов».
Россия счастливее своих западных соседей. Даже если сегодня в школе половина первоклассников не говорит по-русски, тут не знают феномена, который социологи называют «последствиями недобровольной миграции». Речь идет о детях, чьих предков когда-то насильно привезли в страну.
Историческая память каждой семьи значит очень много. Она подталкивает детей не принимать нормы того общества, которое жестоко обошлось с их предками. Такие дети формируют свою культуру, которую исследователи давно уже назвали «антишкольной». Базируется она на презрении к стране проживания, к ее законам, к тем, кто их учит в школе и – особенно к тем сверстникам, которые прилежно и хорошо учится.
Классический пример – корейцы, насильно завезенные на работы в Японию во время Второй мировой войны.
«Сегодня в Японии о потомках этих недобровольных мигрантов бытует примерно такое же мнение, как об пуэрториканцах в Америке, – рассказывает руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) Даниил Александров. – Корейские дети не хотят учиться, собираются в банды, а корейские кварталы в японских городах считаются самыми опасными.
В США есть свои недобровольные мигранты, – потомки африканских рабов, привезенных в США. Они живут в стране много поколений, но так и остались мигрантами, не принимающими ее культуры. Эти подростки даже в школе отвергают ценности образования и относятся к отличникам как к маргиналам. На школы, где таких детей – большинство, власти давно уже махнули рукой.
Национальность не влияет на дружбу
Бойкотируют ли россияне своих сверстников из семей мигрантов?
«Русские дети в исследованных нами школах дружат со всеми: они не выбирают себе друзей по этническому принципу. И это нас порадовало, – рассказал руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) Даниил Александров – Такая ситуация складывается, если в каждом классе насчитывается примерно по 8 иноязычных детей.
Если же в классе 1 или 2 иноязычных ребенка, то картина – иная: возникают мигрантские коалиции, противостоящие остальному классу.
Например, для меня было полной неожиданностью, что, оказавшись в русскоязычном классе, подружились армянин и азербайджанец. Не то что бы это невозможно, но – нетривиально. Более того – у этих ребят возникла самая искренняя и нежная дружба. Мотив оказался таков: «мы оба с Кавказа, а все кавказцы дружат». Если вместе с русскими в одном классе учатся узбек и азербайджанец, они объединяются, говоря: «мы – мусульмане, у нас свои обычаи, мы не похожи на русских».
Иноязычные дети находят способ консолидироваться, даже если для этого нужно присвоить себе новую идентичность.
23, 6% детей из семей, говорящих на азербайджанском, армянском, грузинском, кабардинском, лезгинском, таджикском, узбекском, киргизском языках, называли себя в анкетах русскими!
Как учеба?
Петербургских социологов волновало, как относятся дети-мигранты к учебе? Какова норма иноязычных детей в классе? Не станут ли они со временем, подобно чернокожим ученикам в школах США, питательной средой для разрушительной «атнишкольной культуры»?
Опросы показали: мотивация к учебе у детей-мигрантов значительно выше, чем у их одноклассников.
Они считают ценностью хорошее образование.
Рухнул миф и о том, что мигранты учатся плохо. Оказалось, все дети, родившиеся в Петербурге, учатся ОДИНАКОВО (в зависимости от своих способностей, мотивации и пр.), но независимо от их этнического происхождения. Даже среди учеников гимназий и лицеев с высокими академическими требованиями социологам не удалось обнаружить статистически значимых различий между успеваемостью детей-мигрантов и большинством их одноклассников.
Важно подчеркнуть: речь идет о детях-мигрантах, родившихся в Петербурге.
У тех, кто приехал в Россию в школьном возрасте (после 7 лет) успеваемость хуже. Просто эти дети ( 26,7% от всех детей-мигрантов Петербурга, участвовавших в исследовании) хуже владеют русским языком.
«Большинство родителей-мигрантов признают авторитет школы.Более того – по ряду пунктов школа для них – это ключевой институт адаптации в обществе, – говорит руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербурга). – Школа – это социальное российское пространство, с которым родители-мигранты сталкиваются ближе всего. Ее требования к поведению, одежде, питанию детей для них являются образцовыми и непререкаемыми.
Многие родители пытаются выучить русский язык именно через школу. Иногда посредниками становятся их собственные дети, приносящие язык из школы в семью».
Сегодня ученики-мусульмане могут питаться халяльной пищей далеко не в каждой школьной столовой, а девочкам запрещено надевать на занятия исламскую одежду. Однако в Петербурге родители-мигранты принимают эти ограничения и признают их легитимными.
«В семье обязательно должен быть полицейский»
О чем мечтают дети-мигранты в петербургских школах?
72% из них ответили социологам, что намерены учиться в вузах. Либо – на врача, либо – на полицейского.
«Мальчики – особенно азербайджанские – ответили: мы пойдем либо в Полицейский колледж в Петербурге, либо в академию ФСБ, – сказал Даниил Александров. – Дети, чьи родители ведут мелкий бизнес на рынке, знают: полиция – это фактор угрозы, а значит, в семье очень важно иметь полицейского».
«Мы выяснили поразительный факт. Со стороны учителей проявляется амбивалентное отношение к миграции вообще и к этим ребятам в частности, – признал, завершая свой доклад на семинаре НИУ-ВШЭ, Даниил Александров. – Когда разговариваешь с учителями о проблемах миграции, педагоги дружно выражают свое возмущение: «Понаехали тут всякие!»… Через некоторое время задаешь педагогам вопросы о конкретном классе, об их учениках из семей мигрантов. И учителя – в полном восторге. «Такие хорошие дети, – повторяют педагоги, – и всегда такие чистенькие, хотят учиться, уважают учителей. А какие хорошие родители: всегда приходят, когда вызываешь их в школу!».
