Накануне 25-летия начала вывода советских войск из Афганистана журналист Дмитрий Виноградов отправился туда с бывшим комбатом Валерием Вощевозом, чтобы найти сослуживцев Валерия, а заодно и его тогдашних врагов – моджахедов.
“Хорошо, что мы не встретились 30 лет назад”
“Он мне сказал: “Ты хороший мужик, жаль, 30 лет назад не встретились”. А я ему ответил: “Наоборот, хорошо, что не встретились. А то одного из нас сейчас бы здесь не было”, – любит рассказывать комбат Валера о своих встречах с бывшим врагом, полевым командиром и моджахедом Суфи Паяндой.
Валера Вощевоз, огромный мужик с Дальнего Востока, будто бы вышедший из знаменитой песни про “батяню комбата”, любит солдатский юмор. В Афганистан отправился добровольно в 1986 году. Тогда он был 30-летним капитаном и служил на Дальнем Востоке.
“Мне надо было получать майора, поэтому я хотел в Афган, – вспоминает он. – И вообще – я кадровый военный. Как это – служил и не был на войне?”
В Афганистане его направили в 177-й мотострелковый полк 108-й дивизии – сначала он командовал взводом, а потом и батальоном. Задачей была охрана знаменитой дороги с юга СССР, из города Термез, в Кабул – по ней шли караваны с вооружением, солдатами, военными грузами и стройматериалами.
Советский Союз вкладывал в Афганистан так много, что созданная в конце 80-х комиссия по оценке материальных расходов СССР так и не рассекретила свои подсчеты, такой шокирующе большой оказалась цифра.
Валерий охранял отрезок длиной
На проклятом перевале Саланг
Сейчас мы едем по этой самой дороге на север от Кабула. Валера то и дело показывает на мирные холмы вокруг:
“Тут внизу стояли наши заставы, а наверху стояли “секреты”. А вот здесь казармы были. А там – минометная батарея”.
Для него это еще и путешествие по местам его молодости. Молодости, которая прошла ярко и бурно, а случившиеся в ней трагедии и драмы если и оставили послевкусие, то – настоящей жизни.
“Гоняли они по горам нас неплохо, – хвалит бывших врагов комбат. – Ну и мы по ним “безан-безан” делали (то есть стреляли)”.
В
Сегодня дорога в кошмарном состоянии – некогда идеальное бетонное покрытие превратилось в разбитую грунтовку с лужами и выбоинами. После ухода Советов ее никто не ремонтировал. Мощная вентиляция и освещение в тоннеле не работают, движение никто не регулирует. С обеих сторон в тоннель ломятся огромные грузовики.
Мы намертво застреваем в пробке внутри тоннеля, в темноте и запахе бензина и гари. Когда-то, в далеком 1980-м, в этом тоннеле точно так же погибли 16 советских солдат – здесь остановилась танковая колонна, и солдатики задохнулись в выхлопных газах. Еще более масштабная трагедия произошла 3 ноября 1982 года – от взрыва бензовоза погибло 176 человек, “шурави” и местных.
Комбат, ни секунды не думая, выбирается из нашего микроавтобуса и идет вручную разгребать пробку. Одному дальнобойщику он приказывает остановиться, другому – наоборот, ехать.
Все как 30 лет назад, когда Валера точно так же регулировал движение на въезде в тоннель.
Афганцы подчиняются этому огромному белому человеку. Валерий из тех людей, кто не знает ни английского, ни других иностранных языков, всегда и везде общается на русском, но благодаря командным интонациям его отлично понимают.
Комбат проверяет памятник
На выезде из тоннеля, где когда-то стояли советские армейские части, в том числе и батальон Валерия, ныне торговые палатки – по колено в грязи афганцы продают водителям воду и чипсы.
Вощевоз заходит в одну из них и требует показать ему ВДВэшные вымпелы – несколько лет назад он подарил их хозяину лавки и каждый раз инспектирует их сохранность. Торговец, улыбаясь, достает пыльные вымпелы. Выговора от Вощзевоза “с занесением в грудную клетку” на сегодня ему удалось избежать.
Но у комбата Валеры есть дела и посерьезней.
Где-то здесь, на перевале, стоит единственный монумент советскому солдату, оставшийся в Афганистане. Несущийся на большой скорости армейский грузовик чуть не врезался в грузовик с тюками и людьми. Ценой своей жизни водитель не допустил столкновения, и благодарные афганцы поставили ему скромный памятник.
Комбат идет проверять его сохранность, но памятник погребен под метровым сугробом. “Расчистите его. Поеду обратно – 100 долларов дам”, – обещает Валера торговцам. В их руках откуда-то сразу появляется лопата.
Здесь, на перевале, от торговцев Валера и узнал, где нынче живут его бывшие сослуживцы из числа местных – рядовой Усман Ходжи и взводный Гульрахман Нури. К приятному удивлению комбата, они оказались в живых, пережив и советско-афганскую войну, и все последующие потрясения.
Усман и Гульрахман служили в ХАД – Службе государственной безопасности Афганистана, местном аналоге КГБ. Их прикомандировали к батальону Валеры.
Советские войска вторглись в Афганистан, по официальной версии, для помощи местному правительству, но на самом деле уровень поддержки этого правительства был настолько низок, что воевали за него в основном из-под палки. Армия и спецслужбы или разбегались при первом же выстреле, или даже переходили на сторону повстанцев-моджахедов – нередко целыми подразделениями и с выданным Советским Союзом оружием.
Соответственно, доверять таким “союзникам” у советских солдат не было никакого резона. У многих из них были связи среди моджахедов, афганского сослуживца могли шантажировать жизнями его родственников и заставить убить “шурави”.
“Когда мне дали Усмана, я всегда на разведке пускал его впереди себя, чтоб не получить пулю в спину. И всегда говорил ему: “заведешь в засаду – знай, что для тебя патрон у меня найдется”, – вспоминает Вощевоз.
Впрочем, Усман и Гульрахман воевали хорошо и зарекомендовали себя верными сторонниками “шурави”. Уже позже Валера узнал об истинной подоплеке такой верности – они были “кровниками”. Их отцов убили моджахеды, и эти афганцы считали душманов своими кровными врагами.
“Моего отца убили на моих глазах моджахеды – за то, что мой брат был в Кабуле, служил правительству. Повстанцы требовали от отца, чтобы он заставил брата вернуться. Но отец отказался, его и расстреляли”, – рассказал Усман свою историю. 25-летняя гражданская война расколола афганское общество, и конца этому не видно до сих пор.
Из “кровников” в основном и формировали части ХАД. Они были самыми боеспособными в афганской армии, и дезертирство в их рядах случалось редко.
Когда командировка Валерия в Афганистане заканчивалась, он распорядился, чтобы афганцы остались жить в батальоне – были опасения, что из мести их могут убить. Это спасло им жизнь, и они до сих пор благодарны Валере.
После двухлетней командировки карьера Вощевоза развивалась успешно – он продолжал службу, закончил военную академию имени Фрунзе в Москве, в 1996 году занял высокую должность – стал полпредом президента по Амурской области, а после введения федеральных округов стал федеральным инспектором. Сейчас – руководитель амурского отделения Союза ветеранов Афганистана.
Друзья-однополчане
Вскоре мы приезжаем в поселок Хинджан, где теперь живут и Усман, и Гульрахман. Им тоже приятно встретить своего комбата.
Теперь это респектабельные аксакалы – Валера их даже не сразу узнает, ведь раньше они ходили в военной форме. Теперь это седобородые люди в традиционных афганских одеждах.
Усману Ходжи 57 лет, у него четверо детей. Он выглядит как типичный среднеазиатский дедушка – с седой бородой, хитрым взглядом и в чалме. Гульрахману Нури – 50. У него семеро детей – старшему сыну 21 год, младшему – всего семь.
После вывода советских войск они больше всего боялись мести бывших моджахедов, в том числе боевиков самого Суфи Паянды – лидера местных моджахедов, главного оппонента “товарища Валеры”.
К счастью, моджахедам скоро стало не до мести – между вчерашними союзниками по антисоветскому “джихаду” вспыхнула гражданская война. Кто воевал за “шурави”, а кто против, стало не важно. Теперь все местные воевали против пришедших с юга талибов-пуштунов.
Усману и Гульрахману пришлось вновь взять в руки оружие. С Суфи Паяндой они оказались теперь по одну сторону баррикад. На этой почве они помирились, и через них Валерий договорился о встрече с бывшим врагом. Тот не возражал.
Бакшиш для моджахеда
Пообедав вкусным местным пловом, мы едем за
Сейчас талибы пользуются поддержкой у местного населения. Разумеется, особенно у пуштунов. Их простые лозунги находят отклик вне городов. Талибы запрещают школы для девочек и телевизоры – ну так в деревнях и без запретов электричества нет. Опираясь на радикальные исламистские лозунги, талибы контролируют 50-70 процентов территории страны – большую часть районов за пределами городов. Передвигаться по этой местности ночью опасно, а на юге и западе Афганистана опасно и днем.
Перед встречей надо заехать в магазин, купить “бакшиш” – подарки, без которых не принято приходить в гости. Валера покупает бывшему моджахеду фрукты.
Вскоре мы подъезжаем к его дому. К нам выходит сухонький 80-летний старичок – некогда грозный Суфи Паянда, наводивший ужас на всю округу. Теперь это глава рода, у него девять детей и больше 20 внуков.
Бывший полевой командир живет в скромно обставленном двухэтажном глиняном домике – многие моджахеды жалуются, что пока они воевали с врагами (то есть с нами), их соседи делали бизнес. Теперь ушлые соседи живут в достатке, а бывшие боевики нищенствуют – ведь никакой пенсии в Афганистане не предусмотрено.
Но прежде чем начать интервью, мы должны дождаться, пока Паянда совершит намаз – молитву.
“Кто вы по профессии?” – спрашивает Суфи Паянду журналист.
“До джихада я был мясником, мясо разделывал и продавал”, – отвечает тот.
Волею судеб и благодаря организаторским талантам, благочестивости и авторитету, Суфи Паянда стал влиятельным полевым командиром – ему подчинялось до полутора тысяч “душманов” (на самом деле обычных местных жителей, большинство из которых имело оружие и партизанило против русских).
Номинально Паянда подчинялся одному из лидеров моджахедов по имени Сейед Мансур. После вывода советских войск и с началом “разборок” между самими афганцами другой влиятельный “генерал” Ахмад Шах Масуд даже посадил Суфи Паянду на пару лет в зиндан.
“Сколько ваших погибло за годы войны?” – спрашивает его корреспондент РИА Новости. “Около двухсот человек стали шахидами”, – используя эвфемизм для гибели во время “священной войны”, отвечает Паянда. На вопрос, сколько они убили “шурави”, он ответить затрудняется – не считал.
“Конечно, мы не любили русских – потому что вы напали на нас, пришли со своими порядками. К тому же вы были безбожниками, – пытаясь не обидеть гостей, признает бывший полевой командир. – Но шурави были храбрыми и мужественными воинами. Мы уважали их”.
Воля Аллаха
На поле боя Суфи Паянда Валерия никогда не видел, но знал, кто командует русскими. Слышал имя своего противника и комбат Вощевоз.
“Если бы мне тогда сказали, что мы будем вот так сидеть и пить чай – не поверил бы, – улыбается Суфи Паянда и демонстрирует недюжинную для сельского мясника политическую грамотность. – Но на все воля Аллаха. В политике не бывает вечных друзей или врагов”.
“Мы были больше неправы, чем они. Мы залезли в чужой монастырь”, – признает Валерий. На бывшего врага, с которым они гоняли друг друга по окрестным горам, Вощевоз смотрит с интересом и симпатией, как на двоюродного дедушку.
Дедушка Паянда на вчерашнего врага зла тоже не держит. “Ему командовали, что надо воевать и убивать – он и убивал”, – рассуждает ветеран. Комбата Валеру моджахед считал честным соперником – он никогда не врывался на женскую половину дома и не убивал детей и стариков.
Но интервью заканчивается: из деревенской мечети звучит азан (призыв к молитве), Суфи Паянде надо уединиться на очередной намаз. Исламский боевик и сегодня тщательно соблюдает все ритуалы, а его благочестие – одна из причин уважения среди земляков, когда-то избравших его командиром своего партизанского отряда.
Уже на улице к нам подходит группа его молодых родственников. Кажется, назревает какой-то серьезный разговор. Лидер группы, чуть смущаясь, обращается к Валере: “В следующий раз приедете – привезите как бакшиш футбольный мяч. Играть хотим, а купить негде”. После благосклонной реакции Вощевоза афганец смелеет: “А вообще-то нам еще волейбольный нужен”.
Монумент почистили
На обратном пути, перед тем, как снова попасть в пробку в тоннеле Саланг, Вощевоз идет проверять, почистили монумент или нет.
Теперь в сугробе аккуратный лаз к памятнику – его даже видно с дороги. Валера достает из кармана мятые 100 баксов и отдает торговцам. Потом долго смотрит на скромную серую глыбу с именем погибшего бойца, вздыхает, садится в машину, и мы уезжаем.