Как Ташкент появился на русских картах

Ташкентский писатель  Евгений Абдуллаев, победитель первой книжной «Русской премии», в очерке «Страна Ташкения» порассуждал о духе древнего города.

«Едва Ташкент умирил внутренние раздоры и даже подзавоевал себе небольшую территорийку, как тут же в Россию была отправлена депутация из местных купцов. Купцы вручили начальнику Сибирской линии письмо ташкентского правителя Юнус-Хаджи. В письме сообщалось, что в Ташкенте теперь царят “благополучие, добрые дни и процветание”, что, возможно, и не было преувеличением, а также, что Ташкенту теперь подчинена “вся казахская орда и большая орда”, что преувеличением, безусловно, было. Юнус-Хаджу можно понять: новое независимое государство озаботилось внешним имиджем. “Если по соизволению великого Аллаха они (послы – Е.А.) благополучно и невредимыми доедут и расскажут о нашем благополучии и благоденствии, то верьте им”. Видимо, если о неблагополучии – то верить не рекомендовалось.

К письму Юнус-Хаджа присовокупил просьбу: прислать ему подзорную трубу и горного инженера. Последним пунктом заинтересовались: для какой надобности? Купцы помялись, потом раскололись: есть сведения… хотя, конечно, это еще нужно подтвердить… ну, в общем, в горе Наудаг возле Ташкента обнаружено… (переход на шепот) золото!..

С этого момента страна Ташкения появляется на русских картах.

…Правда, слухи о россыпях золота не подтвердились. Однако дело было сделано: Ташкент надежно вселился в русское сознание как далекий, но невраждебный русским город. Привыкнув “зеркалить”, отражать то, что другие хотели в нем увидеть, Ташкент “отзеркалил” Россию.

…И вот легкое, как щелчок, словечко “Ташкент” начинает скакать по страницам русской прозы – и в “Карениной”, и в “Бесах”, не говоря о вещах поменьше, вроде пушкинского “О Татищеве” или лесковского “Путешествия с нигилистом”. …Щекотал, мелькал, напоминал о себе…

…Город-Протей, Ташкент на протяжении всей своей истории был безумно пластичен, каждый раз имитируя, “зеркаля” какой-то другой город, в зависимости от вкусов правителя и торговых выгод. Входя в начале девятнадцатого века в Кокандское ханство, он напоминал “маленький Коканд”. Когда после русского завоевания стали планировать и строить новый Ташкент, за образец был официально взят Петербург. С двадцатых годов город стал усиленно подражать Москве. После землетрясения 1966-го превратился в средне-советский лекорбюзьешник. Ну а в девяностые-нулевые Ташкент стал просто похож на всё.

Немного на Анкару, немного на Сеул (откуда слизали здание парламента), немного на лужковскую Москву и на соседние Ашхабад и Астану. В целом – гибрид, который можно наблюдать и в других постсоветских городах. Смесь слоновьего сталинского ампира и творения Карлсона – башенки с тефтелькой.

К счастью, не до всего пока дотянулся ковш экскаватора. Кое-что уцелело. Из доколониального – остатки Шейхантаура и старогородских лабиринтов. Из русского – с десяток зданий, возведенных Сваричевским, Бенуа, Гейнцельманом. Из советского – пара-тройка Дворцов культуры, гостиниц, музеев.

И все же дух Ташкента – не в архитектуре. Дух – в удивительном, почти невещественном сочетании солнца, тени, пыли, воды”.