Для кого звенят балалайки

Резко и недвусмысленно высказался о работе с соотечественниками за рубежом член комитета Госдумы по международным делам Евгений Примаков.

Центры науки и культуры по всему миру, конгрессы соотечественников, круглые столы и конференции, памятники нашим великим — российская гуманитарная политика бурлит, цветёт и бурно развивается. Но, несмотря на все эти достойные старания, я продолжаю утверждать: российская гуманитарная внешняя политика по-прежнему бестолкова и неэффективна.

Она воспринималась как нелюбимая и непонятная «нагрузка» к Настоящей Политике, какие-то бирюльки, которыми приходится заниматься и терпеть их: кому бы это спихнуть? — а, вот Россотрудничество есть, пусть возятся, да ещё какие-то непонятные «соотечественники», с балалайкой, баяном и бюстом Александра Сергеевича.

С чего надо начинать?

Наконец-то облегчить получение гражданства и прав на проживание, дикая проблема, с которой сталкиваются десятки тысяч человек, приезжая — на самом деле репатриируясь — на Родину, в Россию с Украины, из Казахстана и из других стран.

«Карта русского» — учитывая все органические, постоянно проживающие в России и укоренённые народы, обладание русским языком как родным — хорошая идея, почему нет.

Внести коррективы в «гуманитарную политику».

Даже не сам документ, а адекватный, с нормальной рефлексией и самокритикой анализ как мы казались там, где оказались.

Нет никакой отвлечённой и теоретической гуманитарной политики за всё хорошее и российское против всего нехорошего и антироссийского, нет и быть не может. Всюду, во всех странах это продвижение лояльности и ценностей в целях внешней политики. Это и есть политика. Нет никакой отвлечённой «роли России в гуманитарном пространстве», как нет и отвлечённого «продвижения русского языка» или нашей национальной культуры.

Гуманитарная политика —это не подпорка и не дополнение к официальной дипломатии, как бы обижены на меня не были сейчас профессиональные дипломаты, убежденные, что «посольство-нота-телеграмма-конференция» — единственный способ вести внешнюю политику. Целью нашей гуманитарной политики является солидаризация с Россией, к ней сводится «продвижение интересов», «продвижение языка» и так далее.

Когда МИД, Россотрудничество, комитет по делам СНГ или по международным делам говорят о «гуманитарной политике» в нашей традиции, то они грубо исключают из неё — а потом и из работы вовсе — важнейшие темы, определяющие жизнь целого мира вокруг, который никак не описывается только «культурой» — театрами, выставками, концертами, памятниками, и так далее. Даже не исчерпывается «продвижением русского языка» — именно отсюда отвлечённые слова, сказанные гневным голосом о том, как меньше людей говорит по-русски и как мало мы «продвигаем» русский язык.

 Снова напишу обидное для многих профессиональных борцов за русский язык: мало кто изучает его из любви к Пушкину и Чехову, хотя наша великая литература и является нашим национальным сокровищем, привлекающим к нам умы и сердца людей по всему миру. Русский язык снова зазвучит когда он станет “lingua franca” свободного мира, дающего возможности для межнационального общения, для социального развития, для нового роста в науке, в профессии, в бизнесе.

Китайский массово учат не для чтения «Искусства войны» в оригинале, хотя есть и такие увлечённые люди. Английский — не из-за Шекспира, французский — не для того, чтобы читать Дюма. Язык — это новый шанс. И мы можем строить сколько угодно школ и открывать сколько угодно классов, но они будут бесполезны и не спасут русский язык, если наши компании не начнут активно работать за рубежом, нанимать новых сотрудников с русским языком за рубежом, если наша наука и образование не даст в разы больше мест и стипендий для обучения студентов и научного обмена. Когда утилитарная выгода от изучения русского языка станет очевидной.

От нас за рубежом ждут реальной помощи. На практике это будет означать большее внимание к вопросам международного развития, правам человека, больший уклон в сторону благотворительности.

Проблемы, которые не решены у нас — дороги, школы в две-три смены, бесконечно «оптимизируемая» медицина — не позволяют нам сорить деньгами. Тем более тратить их на отвлечённые проекты «за всё хорошее», новые памятники и нелепые выставки с посиделками..

Специалисты, занятые в «публичной дипломатии» — один из форматов этой самой «гуманитарной политики» — знают какие невероятные деньги тратятся нашими фондами и институтами на круглые столы и конференции, куда собирают случайных людей, пилят бюджеты, воруют, списывают — без изначальной надежды даже на какую-то интеллектуальную, полезную для нас выгоду.

Надеюсь, что кому-то рано или поздно придёт в голову просто ввести мораторий на конференции, слёты и круглые столы, не обоснованные целями/задачами/оценкой эффективности. 90% этой активности — глупость и трата денег для того, чтобы кто-то мог потешить своё тщеславие или заработать на организации.

Очень надеюсь, что каждый памятник и выставка будут проходить компетентный анализ — а можно ли было иначе, полезнее, потратить эти средства?

Сколько стоили российские граффити в Косово, не те, что рисовали сами сербы — а те, что заказывали там на гуманитарные деньги, чтобы показать наше братство? Мне называли цифру: 90 тысяч евро было на это потрачено. Почти тонна медикаментов в пустые больницу и аптеки Косовской Митровицы, что доставляет туда Русская Гуманитарная Миссия на спонсорские деньги (не бюджетные) — 28 тысяч, точечно, чётко, под потребность и запрос.

Люди, которые тратят огромные средства на «красоту», когда у людей нет обезболивающих и антибиотиков — вы просто мерзавцы, самые настоящие. Это даже не про «гуманитарную политику», это этика.

Гуманитарная политика должна быть эффективной. Нужно думать об экономических показателях: обустройство больниц и лабораторий в кризисных районах продвигает медицинские технологии и фармпромышленность, отремонтированные школы в Ираке должны укреплять позиции нефтедобывающих компаний, русскоговорящие выпускники российских ВУЗов — должны быть самым дружественным для нас лобби и так далее. Сколько тратил Сорос или USAID на зарплаты и гранты — по $200-400 на специалиста — чтобы платить зарплаты чиновникам, профессуре и журналистам в Грузии — и как долго Грузия будет должна за это во всех смыслах.

Однажды ко мне в Общественную Палату пришёл достойный человек, с военной выправкой, уважаемый ветеран. Он предлагал поставить памятник русским казакам — в Джибути. Почему в Джибути? Зачем? Затем, что и там, в Африке, должны знать о русском казачестве. Если вы согласны с этим — мне вас не переубедить, жаль. Уважаю казачество. И не решился сказать ему, что это глупость и ересь.

Мы отвыкли от приземлённой работы, от копания в земле — горделиво прикрывшись тем, что «гуманитарный — это про высокое, скрепы, искусство, дух», а не вот это вот, глупое тётёшканье с какими-то «экологами», «защитниками-правозащитниками», «врачами-диабетиками». Так постепенно мы ушли из огромного сектора, с которым прямо, непосредственно связано качество жизни людей в сферах наших интересов.

Владимир Жириновский сказал отлично: мы занимались тем, что давали скидки на газ и нефть, а американцы работали с неправительственными организациями.

Что случилось на Украине — разожравшиеся на нефтяных и газовых дисконтах элиты передрались, часть сбежала, часть нас предала. А мы остались один на один с обобранным населением Украины, у которого были уже промыты мозги, а неправительственные фонды и организации подвозили чай на Майдан. Потому что мы, с нашим высокомерием, считали, что элиты сами разберутся с народом — а мы с условным Януковичем между собой договоримся. Поэтому, кстати, и Порошенко у нас долго ходил в «партнёрах», потому что нам долго было ещё удивительно и непонятно, как же так, он же такой же продажный куркуль, как и прошлые, вон, конфеты делает, неужели нельзя договориться. А механизм изменился, старая история не работает, работает именно «гуманитарная политика».

Россия тратит ежегодно до $1,000,000,000 (одного миллиарда долларов США) на проекты международного развития. И очень малая толика этого хоть как-то контролируется нашим Министерством иностранных дел, очень немного идёт на двусторонние проекты.

Кто же управляет этими средствами — Министерство финансов, заместитель министра Сергей Анатольевич Сторчак, человек безусловно умный. Раз за разом он продолжает утверждать, что у нас нет эффективных институтов и организаций, которые могут лучше него и Минфина распорядиться этими сотнями миллионов, которые должны и дальше направляться в международные фонды, в ООНовские агентства и программы целиком. Логика такова: там сидят Достойные и Приличные Господа, мы будем и далее платить им миллиард безвозвратно и щедро, потому что только они умеют и знают как этим распорядиться.

Признаю, что наши взносы в ООН важны в смысле нашего влияния. Но вот вам пример:

В Косово и Метохии есть благотворительный фонд, который медленно и печально выкупает участки земли в сербских анклавах, чтобы они не перешли к албанцам — и обеспечивает сербское присутствие в Косов и Метиохии, не позволяет выдавить оттуда сербов. Косово — главный внутри и внешнеполитический фактор для Сербии, то, почему Сербия не входит в НАТО и не присоединяется к антироссийским санкциям ЕС, то, что прямо и ежедневно влияет на стабильность власти в Белграде и положение президента. Фонд потратил полмиллиона евро за пять лет. Есть ли в этом фонде российские взносы? Нет, их там нет.

Россия, например, участвовала в открытии Банка развития африканских стран южнее Сахары, вместе с Японией, вложив туда несколько десятков миллионов долларов. Нет, не в проекты развития африканских стран южнее Сахары, подобранные, проанализированные, с участием российских компаний (как делают Китай, США и другие), а в открытие и финансирование банка.

Страшная догадка: нам не нужно искать дополнительное финансирование из бюджета, нам не нужно просить ничего на гуманитарную политику сверх того, что тратит страна. Просто хотя бы десятая часть этого миллиарда должна быть перенаправлена «на дело».

Но я почти не верю в то, что это произойдёт.